Elena Levenfish (1916 — 1992)
Елена Григорьевна родилась 30 июня 1916 г. в Петрограде в семье студента Технологического института Григория Яковлевича Левенфиша (1889–1961), уже в это время блестящего шахматиста, а в будущем — гроссмейстера, двукратного чемпиона СССР и Ленинграда. В статье о Г.Я Левенфише [1] главный редактор сайта e3e5.com, А.Р. Кентлер, даёт подробное описание фамильных корней отца и матери Елены Григорьвны. Приведём здесь несколько наиболее интересных фактов. Мать Елены Григорьевны, Елена Васильевна Левенфиш (урождённая Гребенщикова, 1893–1917), по одной из восходящих родословных линий принадлежала к старинному боярскому роду Иванчиных — Писаревых, упомянутому еще в четвертой «Бархатной книге». Родным дядей Елены Григорьевны был известный химик и технолог, один из родоначальников производства отечественного оптического стекла, академик Илья Васильевич Гребенщиков (1887— 1953). По семейным преданиям, одной из прабабушек Елены Григорьевны была Жозефина дОсваль де Менгле – чуть ли не племянница Евгения Богарне, вице-короля Италии, пасынка Наполеона Бонапарта [1].
К сожалению, несчастья преследовали молодую семью Левенфишей. Не прожив и трех лет, умерла от дифтерита Лида, старшая сестра Елены Григорьевны. В возрасте одного года Елена осталась без матери – в 1917 году Елена Васильевна Левенфиш погибла от сепсиса– ей было только 24 года. Первые годы жизни Елены пришлись на самое тяжёлое время разрухи и голода. Нам не известно, где Елена Григорьевна получала начальное образование. В нашу школу (в это время - 217 Советская Единая Трудовая школа) Елена пришла в 1928 г. в возрасте 12 лет. Со слов Елены Владимировны Кириллиной, коллеги Е.Г. Левенфиш по многолетней работе в Музее-усадьбе И.Е.Репина "Пенаты" – "Елена Григорьевна часто вспоминала о годах обучения в школе. Её переполняла благодарность к учителям старой закалки, которые способны были сокрушаться о глупости тестирования учеников, что было тогда очень модно и актуально. Она говорила, что ученики подслушивали обсуждения в учительской после проведения нелепых тестов, а их учительница плакала, потому что: "Представляете, Алёнушку аттестовали идиоткой!".
Говорила она и о нелепостях бригадной системы обучения, оставившей её на всю жизнь безграмотной. То есть, была она грамотной, но всегда боялась попасть в этом смысле впросак".
После окончания школы в 1933 г. Елена Григорьевна поступила на исторический факультет ЛГУ. Во время войны проводила эвакуацию экспонатов из Павловского музея, после войны закончила аспирантуру в ЛГУ, одиннадцать лет (1949-1960) заведовала сектором рукописей Русского музея, а с 1961 по 1977 год была заведующей Музеем-усадьбой И.Е. Репина «Пенаты», который был и есть одним из филиалов Научно-исследовательского музея Российской Академии художеств. О счастливом времени работы Елены Григорьевны в музее-усадьбе, который она не без основания считала своим вторым домом и основным делом жизни, трогательные воспоминания написала её ученица и соратница, уже упомянутая выше, Елена Владимировна Кириллина. Приведём этот рассказ с небольшими сокращениями: «… Был уже июнь 1962 года. В газетах и по радио прошли сообщения об открытии нового пригородного музея.Только что отстроенный заново, разоренный в войну, дом И.Е.Репина на Карельском перешейке 24 июня принял своих первых посетителей. Сообщение это не произвело на меня какого-нибудь впечатления. В конце концов, «везде люди живут», как говорят в народе. К тому же и находился музей очень уж далеко. Но… человек предполагает, а Бог располагает. Одна моя знакомая по НИ Музею Академии художеств (а я в годы учения подрабатывала в этом музее) попросила наведаться в усадьбу «Пенаты», потому что там большая нехватка сотрудников, а народ валит валом. К тому же сразу обеспечен приём на постоянную работу. Но для меня тогда сама мысль о занятии репинским творчеством, превращённым официозом почти в жупел, казалась предательством, непристойной конъюнктурой. «Ты забыла, дорогая, где я живу», - говорю я раздраженно. «Знаю. Ну что тебе стоит хотя бы съездить в Репино и посмотреть своими глазами», - отвечает подруга. Я соглашаюсь, что в любом случае, хотя бы и для общего развития, побывать в новом музее стоит.
Только что отстроенный заново, разоренный в войну, дом И.Е.Репина на Карельском перешейке 24 июня принял своих первых посетителей. Сообщение это не произвело на меня какого-нибудь впечатления. В конце концов, «везде люди живут», как говорят в народе. К тому же и находился музей очень уж далеко. Но… человек предполагает, а Бог располагает. Одна моя знакомая по НИ Музею Академии художеств (а я в годы учения подрабатывала в этом музее) попросила наведаться в усадьбу «Пенаты», потому что там большая нехватка сотрудников, а народ валит валом. К тому же сразу обеспечен приём на постоянную работу. Но для меня тогда сама мысль о занятии репинским творчеством, превращённым официозом почти в жупел, казалась предательством, непристойной конъюнктурой. «Ты забыла, дорогая, где я живу», - говорю я раздраженно. «Знаю. Ну что тебе стоит хотя бы съездить в Репино и посмотреть своими глазами», - отвечает подруга. Я соглашаюсь, что в любом случае, хотя бы и для общего развития, побывать в новом музее стоит.
Предположить, что поездка круто изменит мою судьбу, тогда было совершенно невозможно. А всё случилось в одночасье. Подъезжала я к «Пенатам» в погожий июльский день, и уже издали увидела толпы людей, стремящихся попасть внутрь маленького домика со стеклянной крышей. Это не было диковиной. Помнится, страна переживала в то время музейный бум. Обойдя толпящихся у входа, я проникла внутрь, где меня провели в соседнюю с вестибюлем комнату и представили Елене Григорьевне. Передо мною стояла невысокая коренастая женщина средних лет и внимательно смотрела прозрачными зеленоватыми глазами. Её каштановые вьющиеся волосы были забраны в несколько старомодный пучок, на груди была старинная золотая брошь с трилистником из александрита. Весь облик женщины заставлял воскресить в памяти какие-то старые времена, не поддающиеся чёткому определению. Она протянула мне руку, показавшуюся очень мягкой, и пригласила сесть на единственный диван, обтянутый простым холстом. Елена Григорьевна села на тот же диван и, быстро расспросив меня, стала говорить о трудностях вновь открытого музея и о… Репине.
Глядя в глаза, она доверительно, как будто знала меня уже давно как свою хорошую знакомую, делилась соображениями по поводу специфических черт личности художника, о необходимости показать это через экспозицию, которая должна нести в себе живые чёрточки быта. Елена Григорьевна говорила об этом так, будто жила в другом времени, то есть тогда, когда здесь устраивал свою жизнь и сам Репин. Он для неё был совершенно конкретным, реально покупавшим стулья в куоккальской лавке, строящим для себя удобную мастерскую, натягивающим холст, принимающим гостей и свято оберегающим свои творческие замыслы. Он был во плоти и крови, в страданиях и радостях, и со всеми несуразностями своего времени. Никогда прежде мне не приходилось слышать о классике, главном из передвижников, ничего подобного. Репин вдруг стал недавним современником, пережившим те же тяготы, которые выпали на долю и нашего старшего поколения, и знакомые хотя бы по рассказам близких. Мы с Еленой Григорьевной как-то незаметно, перешли в мемориальные комнаты, где я услышала рассказ почти о каждой присутствующей в музее вещи, о перипетиях восполнения утраченного во время войны.
Мы разговаривали как единомышленники, и это было своеобразным приглашением к продолжению диалога, хотя мне ещё трудно было этому соответствовать. Конечно, я неплохо была осведомлена о творчестве Репина в рамках учебной программы, но должна была признаться, что поздний период художника знаю плохо. Позже мне стало известно, что его и никто не знал, потому что в советском искусствознании не принято, и даже опасно, было рассматривать, а тем более изучать, тридцать лет жизни Репина в двадцатом веке. Визит в Музей-усадьбу «Пенаты» и встреча с Еленой Григорьевной произвели на меня неизгладимое впечатление. Потом, когда я занялась Репиным и читала его воспоминания «Далёкое близкое», не раз обращала внимание, как похож был наш разговор на общение во время первой встречи Репина с И.Н. Крамским. Крамской тогда рассказал юному иконописцу Репину о Христе так, что тот увидел в нём живого человека. И всё-таки я ещё упрямо пыталась сохранить свои пристрастия и не поддаваться сразу под обаяние новых перспектив.
Но спустя несколько дней снова появилась в «Пенатах», чтобы ещё раз посмотреть на музей и окончательно для себя решить, как быть дальше. Елена Григорьевна встретила меня уже как своего человека, и, когда услышала, что я не слишком много успела прочитать за эти дни, рассудила: «Вы всё равно знаете больше, чем все те, что стоят в очереди. Иначе и быть не может. Не зря же вы учились». С этим трудно было спорить. Внезапно распахнулась дверь, и смотрительница на контроле объявила с пафосом: «Группа запущена!» «Вот видите», - сказала Елена Григорьевна. Мы поднялись и пошли к выходу. Я надеялась послушать, как она поведет группу, но в следующее мгновение услышала звук закрывшейся двери и… оказалась один на один с компанией посетителей, ожидающих от меня рассказа. Помню, что пришла в себя только тогда, когда сообразила поздороваться и честно признаться людям, что они находятся … в Музее-усадьбе «Пенаты». Эта констатация так приободрила моих слушателей, что я решилась поведать им обо всём, что успела узнать за последние дни.
Все очень благодарили меня за рассказ, но в это время опять раздался возглас: «Группа запущена!», и я снова оказалась лицом к лицу с незнакомыми людьми. Тот же возглас, но театральным шепотом, был повторён уже в залах музея, и мне предложили поторопиться. Не выходя, я взяла третью группу, а меня уже ждала четвёртая… С двух часов дня до шести, то есть за четыре часа, я успела провести четыре группы. Не помню, как добралась домой. Болели ноги, спина, плечи, как будто всех своих слушателей я носила на себе. Здесь бы мне и опомниться, сбежать, чтобы никогда больше не показываться на пороге репинского дома. Но какой-то кураж привёл меня снова в «Пенаты». Теперь думаю, что более всего привязали меня к этому месту искренность и уважительность в отношениях, ощущение подлинности материала, который ещё предстояло раскрыть. Мои растерянность, неуверенность в себе, ощущение недостатка и существенных пробелов в образовании были приняты с пониманием как верный признак роста в дальнейшем. Я сдалась. Даже появившаяся в моей группе Л.
В.Емина, которая узнала меня и удивленно спросила, неужели я не приду в Екатерининский дворец, о чём мы уже договаривались ранее, не смогла меня вернуть к прежним устремлениям. Новое, непознанное, захватило целиком. Размышлять долго не пришлось. Интеллект, эрудиция, ум хозяйки «Пенатов»», её доверительность и щедрость, хозяйственность, находчивость в трудных ситуациях, острое словцо создавали атмосферу, в которой было и комфортно и трудно, интересно и напряженно, но в которой проходила увлекательнейшая интеллектуальная жизнь. Началась повседневная работа. Народ по-прежнему, толпами, шел в «Пенаты». Каждый день приходилось проводить по-многу групп. Заняты бывали все. Научная работа оказывалась в загоне. Наступала девальвация ценностей. Этого Елена Григорьевна не могла допустить. Она поставила перед нами задачу создать научный каталог собрания. Несмотря на всю загруженность, мы каждую свободную минуту занимались изучением литературы, расписыванием научных статей по необходимым нам рубрикам, где в первую очередь выявлялись произведения Репина, эпизоды его жизни.
Понадобилась также работа в архиве АХ, и для неё выкраивали дни. Прежде всего, мы, все вместе, стали писать подробный путеводитель по «Пенатам». Вот когда в полной мере представилась возможность оценить не только организаторские способности нашего научного руководителя, но и понять серьёзность её подхода к делу. Казалось бы, путеводитель - не Бог весть какой литературный труд, и, написанный грамотно, должен нести чисто прикладную функцию. Однако Елена Григорьевна следила за тем, чтобы каждая фраза или слово были подкреплены документами. Всё должно было быть обосновано ещё и потому, что о позднем периоде жизни и творчества Репина писалось, по сути, впервые. Очень важно было избежать ангажированности и, одновременно, устоять перед цензурой, которая загоняла в жёсткие рамки и заставляла обходить молчанием «неудобные» эпизоды. Потом мы очень гордились похвалою К.И.Чуковского, который прочитал наш труд и оценил его искренность и многодельность. В наше время это выглядит наивно, но тогда написание путеводителя сыграло очень важную роль в становлении научного коллектива Музея «Пенаты», потому что Елена Григорьевна уже намечала для себя и для нас большие планы.
Для того, чтобы серьёзно заниматься наукой, нужно было решить проблему с обслуживанием посетителей. В мемориальном музее, да ещё таком небольшом, важную роль играет «обсказывание» каждой вещи, и посетители вправе рассчитывать на квалифицированное объяснение-экскурсию. На первых порах были привлечены студенты АХ и ЛГУ. Уровень проведения ими экскурсий нас не вполне устраивал, зато потом, когда мы остались втроем, то почти не справлялись с работой. Каждый новый вошедший в комнаты дома начинал с вопроса: «А экскурсовод будет?» Люди шли группами и по одному, и всё с тем же вопросом. Мы сбивались с ног и с голоса. «Лена, не плачьте, - вдруг заявляет Елена Григорьевна. - Мы поставим магнитофоны». «Они нас всё равно не заменят», - досадливо отвечаю я. «И не нужно, - говорит Елена Григорьевна. - Люди прослушают информацию, а мы в конце будем отвечать на их вопросы. Зато каждый, в группе, или в одиночку, сможет беспрепятственно воспользоваться информацией. А ещё мы запишем объяснения на разных языках, и больше не будем возмущаться плохой и неточной работой переводчиков-гидов от Интуриста».
Как известно, инициатива наказуема, и Елена Григорьевна и в мае 1963 года сама привезла из Вильнюса пять примитивных магнитофонов «Эльфа-19», которые были в диковинку, и представляли собою дефицит, как почти всё тогда. Я решила попробовать записаться и рассказала в микрофон всё, что знала и чем хотела поделиться с самым любимым моим зрителем. Но едва лучший мой рассказ был включён для посетителей, они стали зевать от скуки. И тут на помощь снова пришла Елена Григорьевна, которая, опираясь на женскую бытовую наблюдательность и железную логику, догадалась, что рассказ построен неправильно. Он хорош только тогда, когда люди смотрят на ведущего, иначе они теряются. Зрители должны быть ориентированы на вещи, то есть вещи должны говорить сами, и тогда рассказ будет зрителям нужен и уместен. При таком построении текст объяснений стал очень конкретным и сократился раза в три. После были два месяца почти круглосуточных записей на магнитофон, и система заработала. Работает и по сей день. Это был прорыв.
Научные занятия стали очень интенсивными. Решено было, что мы не просто изучаем архивы, но и готовим списки для микрофильмирования документов. Постепенно в «Пенатах» создалась довольно обширная микрофильмотека, на столах взгромоздились микрофоты. Шло расписывание документов и создавались картотеки произведений Репина, его писем и писем к нему, хронология его жизни, иногда день за днём. И однажды Елена Григорьевна заявила нам: «Нужно писать новую монографию о Репине». Можно сказать, что заявление вызвало у нас настоящую панику. К такому повороту дела мы явно не были готовы. «Ну, как вы не понимаете, что, при обилии литературы о Репине, о нём нет настоящей монографии. Даже полного списка произведений нет!» Много раз обсуждали предложение на разных уровнях. Приглашали в «Пенаты» коллег, и, наконец, сама Елена Григорьевна отвела первое предложение и обратила наше внимание на практику издания летописей писателей в литературоведении. Летописей художников ещё не было, вероятно, в силу специфики творчества.
Интересно было попытаться это сделать, тем более что Репин много трудился и как литератор. Так появилось начало большой работы, закрутившей научный коллектив не на одно десятилетие. Сколько копий было переломано, сколько вариантов отметено, пока не была выработана простая форма, максимально приближенная к языку документов Этот труд, в сто авторских листов, к сожалению, до сих пор не опубликован. Правда, в те годы были написаны и изданы две книги, «Репин в Петербурге» Г.И. Прибульской и «Репин в Пенатах» Е.В.Кириллиной. Елена Григорьевна гордилась этим и радовалась, будто сама эти книги написала. Она всегда призывала к интенсивному труду, щедро раздавала идеи, но не в состоянии была простить нам, если мы не реализовывали того, что, по её представлениям, должны были сделать. Тогда с нею трудно становилось общаться. И можно было услышать обвинения в лени и даже коварстве или предательстве. То, что наши данные были другими и не вполне могли соответствовать её уму и эрудиции, похоже, не приходило ей в голову.
Казалось, любой человек мог додуматься до того, что пришло в голову ей. «Наберитесь скромности и пишите. Вы не Лев Толстой. Если бы вы каждый день писали по две строчки, то давно бы уже со всем справились», - такую сентенцию можно было услышать в ответ на попытки оправдаться. Вместе с тем, такое отношение заставляло отбрасывать сомнения и «включать» мозги. На самом деле, «ведь не боги горшки обжигают». Судьба не была благосклонной к трудам самой Елены Григорьевны. Для неё всегда было горькой обидой, что все «забыли», как она вместе с А.М.Кучумовым эвакуировала содержимое дворца в Павловске, тем более, что заботы о дворцовых богатствах обернулись для неё потерей единственной дочери, умершей в Горьком в возрасте трёх лет. В 1950-е годы она организовала большой коллектив авторов для создания справочника, по типу «Кондакова», об Обществе поощрения художеств. Авторы перевернули горы архивных бумаг, сделали сотни выписок. Справочник был собран. Рукопись одобрили в издательстве «Художник РСФСР», но издавать не стали.
Неконъюнктурное издание. Наконец, Летопись жизни и творчества И.Е.Репина. Тоже нет. Её книга «Репин и Чуковский», и опять неудача. Рукопись уже была принята в ленинградском отделении издательства «Искусство», но события последнего времени обрушили и этот оплот. И, тем не менее, это была счастливая женщина, несмотря на все тяготы, что выпали на её долю. А трудного было много. Прежде всего, раннее сиротство. Она не помнила матери. Воспитывали бабушки, иногда отец, потом мачеха, которую Елена Григорьевна очень полюбила, но с которой отец вскоре расстался. Как-то мне случилось рассматривать переснятую из архива Репина старую фотографию. Я показала Елене Григорьевне только что расшифрованный снимок. Он был сделан в 1911 году в «Пенатах». На снимке юные гимназистки, 13-14 лет. С ними пожилая воспитательница в пенсне. Эту маленькую и пухленькую старушку звали Марией Николаевной Стоюниной. Это она открыла частную гимназию, куда принимали учениц всех сословий и национальностей без всяких ограничительных цензов.
Стоюнина привезла к Репину своих учениц. Кажется, для Елены Григорьевны сообщение было полной неожиданностью. Ведь она знала, что её мама окончила эту гимназию, но в голову не приходило связывать это с Репиным… … Несмотря на свое сиротское детство, Елена Григорьевна очень ценила семейное благополучие и домашний уют. Она умудрялась обеспечить его в любых условиях. Так, она умела помогать своему мужу-историку, арестованному по «ленинградскому делу», приезжая туда, где были лагеря и тайком поддерживая и подкармливая его. Она хорошо сходилась с людьми, никогда не хитря, и ей много помогали часто совсем незнакомые попутчики или крестьяне где-то в глуши, куда забрасывала её судьба. Во время войны она была даже бригадиром в колхозе. В «Пенатах» Елена Григорьевна проявляла чудеса хозяйственной изворотливости и смекалки. Чего стоила только приёмка отстроенного заново репинского дома. Так получилось, что сруб простоял без крыши целый год, и на брёвнах завелась плесень. Елена Григорьевна стала бить тревогу, но её никто не слушал.
Объект готовили к сдаче, и стали зашивать досками прямо с плесенью. Тогда Елена Григорьевна позвала сестру Ирину, биолога, специалиста по грибам . Была взята проба. Исследования показали, что тот вид гриба, что «поселился» на брёвнах, очень быстро разрушит дом, примерно за год. И вот пришёл день приёмки. Елена Григорьевна попросила снять одну их досок… Зря тогда строители не послушались её! Им пришлось отдирать всё, чистить, сушить, пропитывать антисептиком. Сами виноваты. Вообще, хозяйский глаз Елены Григорьевны замечал всё. Мы ломали голову, как она, ни с того, ни с сего, появлялась вдруг там, где что-то недолжное произошло. Сломался ли магнитофон, дворник ли напился, кто-то сказал лишнее посетителю, она тут как тут. «Елена Григорьевна, ну, как вы здесь оказались?» «Да я и сама не знаю». Ещё она была мастером на остроумные замечания и парадоксальные высказывания. Один эпизод стал чуть ли не пенатовским анекдотом. Наши первые посетители всё время задавали один и тот же вопрос: «А это так, как было при Репине?» Мы отвечали, что можно свериться по старым фотографиям, которые специально помещены в каждую из комнат.
Но люди не унимались ещё несколько лет, пока дом не стал более обжитым. И вот однажды Елена Григорьевна срезала на могиле Репина отцветшие розы. К ней подошел какой-то мужчина и простодушно спросил: «Скажите, пожалуйста, а какой могила была при Репине?» Она парировала мгновенно: «Примерно такой же, как сейчас ваша». Елена Григорьевна, смеясь, рассказывала: «Он страшно перепугался, открыл рот и вдруг громко расхохотался. Потом повернулся и пошел прочь, не сказав ни слова». «Как это было при Репине» Елена Григорьевна почувствовала очень глубоко. Чувство земли, усадебного быта, было у неё, можно сказать, в крови. Она ещё и до самой войны могла приезжать на Смоленщину, где раньше было имение её предков по матери, которое крестьяне не дали разорить даже в самые страшные годы. Все свои обширные знания и опыт Елена Григорьевна отдавала делу. При этом оказывалось, что все окружающие готовы ей помогать. Например, директор Ботанического сада сажал в «Пенатах» цветы, кто-то другой приносил старинные вещи - аналоги тех, что пропали в войну, сотрудники бескорыстно, самозабвенно и увлечённо готовы были работать, забыв о собственных нуждах.
Для Музея-усадьбы И.Е.Репина «Пенаты» то было, по-своему, золотое время, определившее на многие годы вперёд его общественный статус и утвердившее мысль о том, что личная заинтересованность и вера в справедливость того дела, которому служишь, способны делать невозможное".Елены Григорьевны не стало 1 апреля 1992 года, но и сегодня, спустя много лет, все, кто ее знал, вспоминают о ней и ее деяниях только в превосходных степенях.
Источники:
1. А.Кентлер. Тот самый Левенфиш «Шахматный Петербург» № 2 (24), СПб, 2002
Интернет версия - http://www.e3e5.com/article.php?id=1617
2. Е. В. Кириллина. Е.Г.Левенфиш. Хранитель памяти, научный руководитель, хозяйка. // В сб. статей XI Царскосельскойкой конференции «Хранители». Санкт-Петербург 2005, с.395-406
Искренне благодарим Александра Романовича Кентлера, главного редактора сайта e3e5.com и Елену Владимировну Кириллину, старшего научного сотрудника Музея-усадьбы И.Е.Репина «Пенаты», за бесценную помощь в подготовке информационной страницы о Е.
Г. Левенфиш и за сохранение памяти о прекрасном человеке.
Информационную страничку сайта подготовил М.Т.Валиев
http://www.kmay.ru/sample_pers.phtml?n=5194
404 | TTI, Inc.
Онлайн-сервисы TTI доступны только членам,
пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь, чтобы получить доступ!
Извини! У вас нет доступа к этой онлайн-службе в учетной записи: {{appAccount.accountNumber}}
Аккаунты не найдены
Пожалуйста, выберите одну из следующих учетных записей, у которых есть доступ.
{{account.accountDisplayData}}
Ни один аккаунт не имеет доступа.
Щелкните здесь, чтобы узнать больше о статусе заказа.
Нажмите здесь, чтобы узнать больше о ezReview.
Извини! У вас нет доступа к этой онлайн-службе в учетной записи: {{selectedAccount.
accountNumber}}
Приложение {{serviceName}} в настоящее время недоступно.
Пожалуйста, выберите одну из следующих учетных записей, у которых есть доступ.
{{account.accountDisplayData}}
Нет доступа к учетным записям. Пожалуйста, нажмите здесь, чтобы узнать больше о ezBuy.
Нет доступа к учетным записям. Пожалуйста, нажмите здесь, чтобы узнать больше о ezBuy.
Доступ к вашей услуге {{serviceName}} в настоящее время недоступен, так как ваша корзина «привязана» к учетной записи TTI. которого нет в вашем профиле {{serviceName}}. Вероятно, это произошло из-за того, что ваша корзина содержит одну или несколько деталей. со сниженными ценами.
Чтобы восстановить доступ к ezBuy, очистите корзину, разместив заказ или удалив детали со скидкой. Цены.
Если у вас есть другие вопросы, позвоните своему торговому представителю TTI.
Корзина заблокирована для:
{{selectedAccount.accountNumber}}
{{selectedAccount.billingAddress.name}}
{{selectedAccount.billingAddress.streetAddress}}
{{selectedAccount.billingAddress.city}}, {{selectedAccount.billingAddress.state.stateShortName}}
{{selectedAccount.billingAddress.zip}}
{{selectedAccount.billingAddress.country.countryShortName}}
- {{supportModalInfo.firstName}} {{supportModalInfo.lastName}}
- {{supportModalInfo.title}}
- {{supportModalInfo.branch}}
- {{supportModalInfo.phone}}
- {{supportModalInfo.email}}
- {{supportModalInfoTwo.firstName}} {{supportModalInfoTwo.lastName}}
- {{supportModalInfoTwo.title}}
- {{supportModalInfoTwo.branch}}
- {{supportModalInfoTwo.phone}}
- {{supportModalInfoTwo.email}}
Электронная почта: {{supportModalInfo.email}}
Отправить быстрое сообщение
Предмет:
Сообщение:
Сообщение успешно отправлено!
Не удалось отправить письмо!
Введите не менее трех символов в поле поиска детали.
