Мир глазами историка рабочая тетрадь ответы: ГДЗ Страница 16-18. Мир глазами историка окружающий мир рабочая тетрадь Плешаков 4 класс 1 часть онлайн ответы и бесплатный решебник

Мир глазами историка стр. 29

1) Попробуй рассказать о мире с точки зрения историка. Используй для этого слова: прошлое, настоящее, будущее, памятник, музей, библиотека, былина.

Рассказ о мире с точки зрения историка для 4 класса

Мир для историка — это не только прошлое, которое он непосредственно изучает. Для историка мир также и настоящее, и даже будущее, потому что история — это такая наука, которая изучает прошлое, чтобы понять настоящее, и возможно заглянуть в будущее человечества.

Историк имеет дело с памятниками истории и культуры. Он изучает древние книги, библиотеки, устное народное творчество, былины, легенды и сказки. Историк изучает мир по следам, оставленным людьми в прошлом, любые предметы быта могут стать неоценимы историческим свидетельством.

История выясняет закономерности развития человеческой цивилизации в прошлом, описывает влияние прошлого на настоящее, и говорит о том, как повлияют события прошлого на наше будущее.

Мир с точки зрения историка полон тайн и загадок, но он прекрасен.

Обсудим!

1) Что вы хотели бы узнать, изучая историю?

Я бы хотела узнать, как жили наши далёкие и не очень далёкие предки, чем они занимались, о чём мечтали, в каких занятиях проводили своё время.

2) Какие исторические источники расскажут о нашем времени?

О нашем времени расскажут книги, архитектура, интернет, газеты, фотографии, предметы быта, монеты, воспоминания очевидцев.

3) Что могут узнать археологи с помощью авиаразведки?

С помощью авиаразведки археологи могут обнаружить останки древних сооружений, найти древние города, дороги, странные огромные надписи.

4) Какие науки помогают археологам в их работе?

Археологам в их работе помогают география, физика, математика, химия, биология.

5) Сохранились ли в твоём доме предметы, которые могли бы заинтересовать историков? Чем интересны эти предметы?

В моём доме не так много предметов прошлого, которые могли бы заинтересовать историка. Есть несколько старинных монет начала прошлого века, есть коллекция марок, значков, есть несколько старинных книг. А также есть некоторые предметы, которые остались от прабабушки и прадедушки, старинные часы, швейная машинка, даже стиральная машинка семидесятых годов прошлого века сейчас представляет научный интерес.

А папа хранит огромные гибкие дискеты, говоря, что это были первые носители информации для старинных компьютеров. Сейчас это почти раритет.

Проверь себя

1) Что изучает история?

История изучает прошлое человечества. Его влияние на настоящее и будущее.

2) Что такое исторический источник?

Любой предмет, любое свидетельство прошлого может стать историческим источником, поскольку несёт информацию о том, как жили люди в прошлом, может рассказать нам о прошлом.

3) Приведи примеры исторических источников.

Старинные газеты, журналы, здания, монеты, летописи, ордена, предметы быта, сказки, пословицы, былины, черепки, найденные при раскопках.

4) Что такое археология?

Археология — это наука, которая занимается древностями.

5) Почему археологию называют помощницей истории?

Археологи ищут старинные вещи, города, захоронения, проводят раскопки и открывают многие тайны прошлого, сведения о которых не сохранились. Находки археологов дополняют знания историков о той или иной эпохи, поэтому археология считается помощницей истории.

Задания для домашней работы

1) Запиши в словарик: история, историк, исторический источник, архив, летопись, археология, археолог.

• История — наука о прошлом
• Историк — учёный, занимающийся историей
• Исторический источник — всё, что может рассказать о прошлом
• Архив — хранилище информации
• Летопись — старинное историческое повествование
• Археология — наука о древностях
• Археолог — человек, занимающийся археологией

2) Вспомни или узнай у взрослых, какие исторические музеи есть в твоём городе. Побывай в одном из них и напиши небольшое сочинение о том, что запомнилось тебе больше всего. Оформи его на отдельном листе.

Сочинение об исторических музеях моего города для 4 класса

В моём городе Москве есть много исторических музеев, но главным является Государственный исторический музей, который находится на Красной площади.

Уже само здание музея представляет собой немалую историческую ценность. Оно построено в конце 19 века в старинном русском стиле.

В музее собрана богатейшая историческая коллекция, которая постоянно пополняется новыми экспонатами.

В музее действуют выставки старинной живописи, иконописи, дерева и мебели, археологических находок, драгоценных металлов и многие другие.

Сотрудники музея проводят научные работы, изучают исторические источники, читают лекции, проводят экскурсии.

Мне очень понравилось в Историческом музее, и больше всего я была поражена старинными каретами, очень красивыми, украшенными драгоценными материалами, блестящими и такими нарядными.

Хотя и выставка старинного костюма оказалась не менее интересной. Я никогда не думала, что люди в прошлом умели так красиво и хорошо одеваться.

На следующем уроке

Вспомни, какие исторические события ты знаешь. Когда и где они происходили?

Я знаю о многих исторических событиях из истории нашей страны. Например, об основании Москвы, которое произошло в 1147 году, или о Куликовской битве, случившаяся в 1380 году. Я знаю о войне 1812 года с Наполеоном, революции 1917 года и Великой Отечественной войне 1941-45 годов.

Урок № 5. «Мир глазами историка»

Кинопособие разработки уроков « Окружающий мир» 4класс

Тип урока: комбинированный

Цель

— формирование целостной картины мира и осознание места в нём человека на основе единства рационально-научного познания и эмоционально-ценностного осмысления ребён­ком личного опыта общения с людьми и природой;

Характеристика деятельности учащихся

Понимать учебные задачи урока, стремиться их выполнить. Составлять рассказы о мире, с точки зрения историка. Характеризовать роль исторических источников для понимания событий прошлого, обсуждать роль бытовых предметов для понимания событий прошлого. Посещать краеведческий музей и готовить рассказ на основании его экспонатов о прошлом своего региона, города (села). Работать с терминологическим словариком. Формулировать выводы из изученного материала, отвечать на итоговые вопросы и оценивать достижения на уроке.

Планируемые результаты

Предметные ( знать, уметь)

Знать понятие об истории, как науке, значение летописей и археологии, архивов и музеев для изучения истории.

Уметь описывать отдельные (изученные) события из истории отечества.

Метапредметные (Регулятивные. Познавательные. Коммуникативные)

. – строить рассуждения в форме простых суждений, извлекать необходимую информацию из учебника и дополнительных источников.

Р. – адекватно воспринимать предложения и оценку учителей.

К. – формулировать собственное мнение и позицию и координировать еȅ с позициями портнȅров в сотрудничестве при выработке общего решения в совместной деятельности. Формулировать свои затруднения;

Личностные результаты

Мотивационная основа учебной деятельности, включающая учебно – познавательные мотивы.

Способность к оценке своей учебной деятельности

Основные понятия и определения:

история, историк, ис­торический источник, архив, летопись, архео­логия, археолог.

Подготовка к усвоению нового материала

Узнаем, что такое история, чем занимаются учёные-историки. Будем учиться рассказывать о мире с точки зрения историка, приводить приме­ры исторических источников.

Вспомни, что такое настоящее, прошлое и бу­дущее. С каким памятниками истории и культу­ры вы знакомы?

Слово «история» все, наверное, слышали. В пе­реводе с греческого оно означает «рассказ о про­шедшем». Заглянем в одну из библиотек. Каких книг здесь только нет! И многие начинаются со слова «история»: «История России», «История науки и техники», «История костюма».

Своя история есть у человека, у народа, у стра­ны. Историю имеет твоя семья, твоя школа, твой город, твой родной край. И конечно, у тебя то­же есть собственная история.

История окружает нас всюду. На улицах со­временных городов рядом со зданиями из стекла и бетона — прекрасные старинные сооружения: Московский Кремль, дворцы Санкт-Петербурга, Золотые ворота во Владимире… Среди лесов и полей вдруг встретится старинная барская усадь­ба или чудесная древняя церквушка.

              Поленово.                              Таруса.

Дом-музей В. Д. Поленова Воскресенская церковь

Попробуй рассказать о мире с точки зрения историка. Используй для этого слова: прошлое, настоящее, будущее, памятник, музей, библиоте­ка, былина. Выслушай других ребят. Всем клас­сом составьте наиболее полный рассказ

Изучение нового материала

ЧТО ТАКОЕ ИСТОРИЯ

С точки зрения историка, мир — это неразрыв­ное единство прошлого, настоящего и будущего. Так что же такое история? История — это то, что было в прошлом людей. И наука, которая изучает прошлое, тоже называется историей

Мы живём в мире, который постоянно меня­ется. Каждый день происходят тысячи событий. Мы узнаём об этом из передач телевидения, радио, сообщений Интернета, газет и журналов.

То, что происходит сегодня, сейчас с вами, с вашими родными и близкими, со всей нашей страной и миром, совершается в настоящем.

События, которые происходят в настоящем, связаны с прошлым. От этих событий во мно­гом зависит и будущее. Историю можно образ­но сравнить с нитью, на которую нанизываются тысячи и тысячи событий. Есть даже выражение «нить времён». Так история соединяет прошлое, настоящее и будущее

Часто историю называют памятью народа. Как жили наши предки? Чем мы похожи на них и чем различаемся? Как они заселяли, осваивали и защищали нашу страну? Ответы на эти и мно­гие другие вопросы даёт история

Учёные-историки кропотливо изучают всё, что осталось от минувших эпох. Они трудятся в ар­хивах (хранилищах документов), музеях, библио­теках

К истории обращаются художники, писатели, музыканты, кинорежиссёры. Каждый находит в ней то, что будет интересно и поучительно се­годня.

КЛЮЧИ ОТ ЗАВЕТНОЙ ДВЕРИ

Много тайн хранит прошлое. Как открыть дверь в загадочный мир под названием «история»? Сделать это непросто. Грозный стражник — вре­мя — охраняет вход, а ключи от него в руках учёных-историков.

Учёные знают, что прошлое не ушло бесслед­но. О минувших временах поведают старинные сооружения, древняя рукопись, монета и печать, сказания и легенды, названия деревень и горо­дов, рек и лесов, слова, пословицы и поговорки

сохранившиеся в нашей речи, и многое другое. Всё то, что может рассказать нам о прошлом людей, называется историческим источником.

Конечно, многое пропало безвозвратно: истле­ло, разрушилось от времени, погибло при сти­хийных бедствиях, сгорело в пламени пожаров. Поэтому все дошедшие до наших дней памят­ники очень ценны. Многие предметы старины бережно сохраняются в музеях. Первый музей в России — Кунсткамеру — основал царь Пётр Пер­вый в Санкт-Петербурге в 1714 году. Древние рукописи, книги и другие письменные источники хранятся в архивах.

Около тысячи лет назад на Руси появились летописи. Год за годом летописцы вели записи о событиях своего времени. Учёные-историки, изучая русские летописи, много узнали о про­шлом нашей Родины

Многие исторические источники были обнару­жены благодаря археологии. Слово «архео» пе­реводится с греческого на русский язык как «древний». Археология — наука, которая узнаёт о прошлом, изучая древние предметы, сооружения. Эта наука — одна из главных помощниц истории

Свои удивительные находки учёные-археологи выкапывают из земли. Поэтому археологию иног­да в шутку называют историей, вооружённой лопатой.

Как ведутся раскопки? Это трудная, но за­нимательная работа. Копают лопатами очень осторожно, чтобы ничего не повредить. При не­обходимости лопаты заменяют специальными ножами и кисточками. Каждый ком вынутой земли тщательно перебирают руками. Так даже малюсенькая вещичка окажется на ладони архео­лога. Учёные находят остатки жилищ, разбитую посуду, оружие, украшения, монеты, печати, орудия труда и многое-многое другое. Это по­могает узнать, какими были города и поселе­ния, как жили люди, как они одевались, чем питались, каковы были их занятия и многое другое.

Не только в музеях и архивах хранятся цен­ные находки. При желании их можно отыскать в каждом доме: старые книги, фотографии, предметы домашнего обихода.

 

К сожалению, бывает и так, что памятники старины продолжают гибнуть и в наши дни, а это огромная потеря для нашей культуры. Мы долж­ны сохранять и беречь те сокровища, которые достались нам в наследство от наших предков.

Осмысление и понимание полученных знаний

 Обсудим!

1. Что вы хотели бы узнать, изучая историю?

2.Какие исторические источники расскажут о нашем времени?

3.Что могут узнать археологи с помощью авиаразведки?

4.Какие науки помогают археологам в их ра­боте?

5.Сохранились ли в твоём доме предметы, которые могли бы заинтересовать историков? Чем интересны эти предметы?

Вывод

История — наука о прошлом людей. Свои выводы учёные-историки делают, изучая исто-
рические источники. Историческим источником мы называем всё то, что свидетельствует
о минувших временах. Археология — одна из наук-помощниц истории

Проверь себя

1. Что изучает история? 2. Что такое истори­ческий источник? 3. Приведи примеры историче­ских источников. 4. Что такое археология? 5. По­чему археологию называют помощницей истории?

Задания для домашней работы

1. Запиши в словарик: история, историк, ис­торический источник, архив, летопись, архео­логия, археолог.

2.Вспомни или узнай у взрослых, какие исто­рические музеи есть в твоём городе. Побывай в одном из них и напиши небольшое сочинение о том, что запомнилось тебе больше всего. Оформи его на отдельном листе

Познавательные уроки 2 серия мир глазами историка

 

 

 

 

Древнейшие люди. Начало истории человечества

 

 

 

ИСТОРИЯ — ЭТО НАУКА!

 

 

 

 

Летопись веков

 

 

 

Библиотека конгресса : Плоская земля, архив .подлинная карта плоской стационарной земли!!

 

 

 

 

Древнейшие страницы археологического наследия России». Профессор МПГУ Мария Добровольская

 

 

 

Источники информации:

ШКОЛА РОССИИ ФГОС А. А. Плешаков учебник, Е.А. Крючкова рабочая тетрадь Окружающий мир 4 класс Москва «Просвещение» 2014

Сайт YouTube: https://www.youtube.com /

Хостинг презентаций окружающий мир

— http://ppt4web.ru/nachalnaja-shkola/prezentacija-k-uroku-okruzhajushhego-mira-vo-klasse-chto-takoe-ehkonomika.html

Конспект по окружающему миру » Мир глазами историка»

— Любое путешествие требует тщательной подготовки, поэтому нам надо продумать наше путешествие.

— Как Вы думаете, что нас, как историков, будет сегодня интересовать?

НА ИА появляются слайды: — Что такое история?

-Для чего нам нужно изучать историю?

-Какие бывают исторические источники?

— Разделитесь на 3 команды. Перед началом путешествия, команды выберите своего капитана. Вы готовы к путешествию?

— У каждой команды на столах план путешествия и конверты с заданиями.

— Капитаны читают своей команде задание №1. Команда выполняет задание строго по инструкции. На выполнение этого задания командам отводится 7 минут.

— Время пошло.

ИНСТРУКЦИЯ:

Дорогие ребята! Вы работаете все дружно и вместе, потому что Вы команда.

1. Прочитайте текст на стр. 29-31 учебника.

2. Найдите ответы на вопросы.

3. Запишите ответы в бланке с вопросами.

ВОПРОСЫ:

— Что такое история?

-Как переводится слово «история» с греческого языка?

-Как называют ученых, которые изучают историю?

— Где трудятся ученые – историки?

— Все команды получили по 4 вопроса. Но ответ каждая команда будет давать только на 1 вопрос.

— Выберите представителя от каждой команды, кто будет отвечать.

— Начнем с команды №1. Представитель команды прочитает нам инструкцию и расскажет, как Ваша команда ответила на вопрос №1.

— Представитель команды№2 расскажет, как Ваша команда ответила на вопрос №2.

— Представитель команды№3 расскажет, как Ваша команда ответила на вопрос №3.

— Представители всех 3 команд расскажут, как их команды ответили на вопрос №4.

— Какие новые слова встречались при чтении текста?

— Мы теперь знаем, кого называют историками?

— А что такое архивы? (хранилище документов)

— Каждая команда в своем плане путешествия может сделать отметку о выполнении первого задания.

— Теперь мы знаем, что такое история.

— Для чего нужно изучать историю?

— Как Вы считаете?

— Вы все правильно ответили, а поможет нам более подробно разобраться в этом вопросе задание под номером 2.

— Капитаны читают своей команде задание №2. Команда выполняет задание строго по инструкции. На выполнение этого задания командам отводится 3 минуты.

— Время пошло.

ЗАДАНИЕ №2:

Отвечая на вопрос: «Для чего, мы изучаем историю», выберите из списка утверждений то, которое считаете наиболее верным.

1. Мы изучаем историю для того, чтобы узнать, как наши предки заселяли, осваивали нашу страну.

2. Мы изучаем историю для того, чтобы было, о чем поговорить с друзьями.

3. Мы изучаем историю для того, чтобы научиться читать исторические книги.

4. Мы изучаем историю для того, чтобы знать, как жили наши предки.

5. Мы изучаем историю для того, чтобы было весело.

6. Мы изучаем историю для того, чтобы знать, чем мы похожи, а чем различаемся от наших предков.

-Представитель команды№1 прочитает нам задание и расскажет, какой ответ выбрала Ваша команда?

— Представитель команды№2 прочитает нам задание и расскажет, какой ответ выбрала Ваша команда?

— Представитель команды№3 прочитает нам задание и расскажет, какой ответ выбрала Ваша команда?

— Каждая команда в своем плане путешествия может сделать отметку о выполнении второго задания.

На ИА доске слайд: Дверь с замком.

— Перед нами дверь. На двери замок.

— Куда ведет эта дверь? (в мир истории)

— Мы сможем эту дверь открыть без ключа? (нет)

— Ключ от этой двери мы сможем найти в следующем задании.

— Капитаны читают своей команде задание №3. Команда выполняет задание строго по инструкции. На выполнение этого задания командам отводится 7 минут.

— Время пошло.

ЗАДАНИЕ №3

Прочитайте в учебнике на стр. 31 рубрику «Ключи от заветной двери». Выберите самое важное слово из текста и впишите его в ответ задания №3.

— Команда№1 прочитает нам задание и расскажет, какой ответ выбрала Ваша команда? Обоснуйте свое мнение.

— Команда№2 прочитает нам задание и расскажет, какой ответ выбрала Ваша команда? Обоснуйте свое мнение.

Команда№3 прочитает нам задание и расскажет, какой ответ выбрала Ваша команда? Обоснуйте свое мнение.

— Каждая команда в своем плане путешествия может сделать отметку о выполнении третьего задания.

На ИА доске появляется слайд со словом: АРХЕОЛОГИЯ.

— Мы с Вами говорили об истории, а у нас дверь открылась на слово «АРХЕОЛОГИЯ».

— Какая же связь между археологией и историей?

— Ответ на этот вопрос найдите на стр. 32 учебника.

— Как называют ученых, которые занимаются историческими раскопками? (археологи)

— Хотите побыть немного археологами? Тогда все встаньте.

ФИЗМИНУТКА

— В Ваших планах путешествий задание №4. Капитаны читают его своей команде, а команда при выполнении задания четко следует инструкции.

ЗАДАНИЕ №4: Учащиеся собирают в командах разрезанные картинки (монета, платье, ваза)

— Скажите, как одним словом можно назвать все предметы, которые мы с Вами нашли? (археологические находки)

— А если мы на эти находки посмотрим глазами историков, как тогда они будут называться? (историческими находками)

— Чем являются все эти вещи с точки зрения историков (историческими источниками)

— Какие исторические источники Вам сегодня встречались?

— Каждая команда в своем плане путешествия может сделать отметку о выполнении четвертого задания.

История глазами веры Рональда А. Уэллса — электронная книга

Наслаждайтесь миллионами электронных книг, аудиокниг, журналов и многого другого с бесплатной пробной версией

Всего 10,99 евро в месяц после пробной версии. Отменить в любое время.

Электронная книга354 страницы7 часов

Рейтинг: 4 из 5 звезд

4/5

()

Об этой электронной книге

Объединяя веру с введением в западную историю, этот текст представляет христианский взгляд на основные эпохи, вопросы, проблемы и события западной цивилизации. В нем подробно рассказывается о роли греков и евреев, Иисуса в истории, эпохе Возрождения и многом другом.

Skip Carousel

LanguageNglish

Publisherharpercollins

Выпуск DateaPR 30, 2013

ISBN9780062292162

Связанные категории

Skip Carousel

Обзоры на историю. /5

1 оценка0 отзывы

Предварительный просмотр книги

История глазами веры — Рональд А.

Уэллс
Глава 1

ПРИГЛАШЕНИЕ К ИСТОРИИ: ХРИСТИАНСКИЙ ПРИЗЫВ

Это христианская книга. Под Christian я подразумеваю, что христианин написал это прежде всего для христиан. Неверующие могут послушать последующую дискуссию, и они могут даже извлечь из этого пользу. Но эта работа предполагает, что христианство — и как личная вера, и как мировоззрение — является нормативно правильным. В этой книге мы не будем вдаваться в апологетику, в том смысле, что мы не будем пытаться защищать или объяснять ценность христианского посвящения. Хотя это может быть правильным упражнением, здесь мы этого делать не будем.

Это книга по истории. История — это изучение людей и времени, а именно людей, меняющихся с течением времени. Более того, история — это память историй о людях, которые менялись на протяжении определенного промежутка времени. В определенном смысле история была бы невозможна, если бы о ней не рассказывали. Подобно воображаемым деревьям, падающим в лесу лорда Беркли (если бы деревья падали так, что никто их не услышал, спросил он, был бы какой-нибудь звук?), невыразимая история вовсе не история и, технически, может даже не существовать. Таким образом, история жизненно важна для нашего человеческого существования. Не иметь истории — это почти что не иметь жизни. Люди, страдающие амнезией, могут жить и функционировать, но они ведут жалкую жизнь, потому что потеряли контакт со своей собственной историей. Когда общества и культуры теряют контакт со своими собственными историями, они также вызывают жалость.

Это книга по христианской истории. Христиане, с точки зрения этой книги, должны иметь значительный интерес к истории именно потому, что они люди истории. Хотя христианство, безусловно, имеет личный элемент, строго говоря, оно никогда не бывает личным. Несмотря на свою индивидуальность, христиане обнаруживают, что их истинная идентичность прочно укоренена в коллективе: мы не одиноки в этой жизни, но являемся членами друг друга. Царство, как мы говорим на языке веры, пришло, присутствует и еще грядет. И наше коллективное членство в этом королевстве основано на общем утверждении истории. христиане являются христианами не только потому, что они приняли решение о Христе , но и потому, что они стали членами, объединяющими Тела Христова. Если кто и должен интересоваться историей, так это христиане.

Это книга по истории западного христианства. Western обозначает ту цивилизацию, которая отличается, скажем, от цивилизаций Африки, Южной Азии и Восточной Азии. Я согласен, что даже термины трудны (к западу от чего? к востоку от чего?). Но здесь мы используем термин «мужчины» и «женщины» 9.0047 в сама западная цивилизация использовала его. Мы будем говорить о той сознательно иной цивилизации, которая зародилась в том, что мы сейчас называем Ближним Востоком (действительно, в середине чего?), чья история охватывает Европу и Америку (а также те другие аванпосты за океаном). куда мигрировали жители Запада). Возможно, есть основания говорить, что христианство является восточной религией, как и все основные религии мира. Но она ассоциировалась с западной культурой с тех пор, как еврейские миссионеры сделали ее столь успешной среди греков и римлян. Тем не менее, и это должно быть важным ключом к аргументации этой книги, в то время как христианство уже давно связал с западной цивилизацией, было бы неправильно отождествлять с западной цивилизацией. Тем не менее, для христиан важно разобраться в истории западной цивилизации, потому что читатели этой книги и культура, в которой они живут, несомненно, западная. Посещение Калькутты или Токио напомнит им об этом.

Это честная западно-христианская книга по истории. Честность означает больше, чем просто говорить правду в терминах фактов, но также говорить правду во всей ее двусмысленности и сложности. Честная история отличается от идеологической истории, в которой история идет справа, по значениям автора. Хотя история полезна для понимания самих себя, если мы подходим к истории в основном для того, чтобы найти годных для использования прошлого , с помощью которых можно поддержать идеологию или продвигать программу, то мы на самом деле не изучали историю. Иногда бывают , когда наша сторона делает неправильные вещи, а их сторона правильная. Иногда христиане смущают нас, а нехристиане привлекают. Как христиане мы видим сквозь тусклое стекло, и отрицать это бесполезно. Знание автора истины дает нам преимущество в знании истины перед нашими светскими соседями, но не гарантирует, что мы знаем истину, которая несомненно существует в разуме Бога, но приходит к нам двусмысленно. Время от времени мы испытываем моменты ясности, и мы благодарны за них. Но поскольку образы остаются размытыми, мы должны практиковать христианскую добродетель смирения в том, что, как мы утверждаем, знаем и имеем право в наших исторических перспективах.

Это приводит нас к самому сложному вопросу из всех, когда нужно решить, какое значение для христианина имеет изучение истории: Должны ли христиане изучать Бога или человечество? Прежде чем мы сможем прямо ответить на этот вопрос, мы должны сделать несколько предварительных замечаний. Как указывалось выше, книга предполагает действенность христианства как личной веры и мировоззрения; следовательно, мы ищем интеграцию этой приверженности вере с историческим исследованием. Под историческим изучением мы подразумеваем не особое определение, присущее только христианам, а то определение, общее для всех людей, изучающих историю. Христиане изучают ту же дисциплину, что и люди любой веры или никакой веры. Поскольку мы верим в непротиворечивость истины, мы хотим иметь самое широкое обсуждение всей реальности со всеми людьми, заинтересованными в серьезном исследовании. Поэтому христианам не следует пытаться переопределить историю.

Для приемлемого диалога все историки должны обсуждать одну и ту же реальность. Реальность включает в себя всю прошлую человеческую деятельность. Таким образом, при ударе возникает яблоко раздора. Христиане следуют за Богом, или, как некоторые говорят, принадлежат Богу. Христианская история, т. е. Библия, является свидетельством деяний Божиих. Но, как историки, мы изучаем прошлую человеческую деятельность. Вот спорный момент: мы, историки, изучаем людей, а не Бога. Историки с научными степенями согласны с этим. Я не знаю ни одного работающего историка, предметом которого был бы Бог в истории — я имею в виду не идею Бога в идее истории, а Бога, известного евреям и христианам, и историю всем, кто занимается историей. Иногда историк пишет провиденциальную историю, и христианские ученые находят ее неубедительной. Например, историк Джон Уорвик Монтгомери писал Куда катится история? (1969 г.), который вызвал ожесточенные дебаты на страницах Fides et Historia , журнала Конференции по вере и истории, профессиональной ассоциации христианских историков.

Как предположил историк Стэнфорд Рейд (1973), мы изучаем людей, а не Бога, из-за радикального разрыва между временем и вечностью. Бог, пребывающий в вечности, необъясним с человеческой точки зрения. Мы просто не можем рассуждать из нашего пространства-времени в бесконечное пространство Бога. Мы, лишь частично постигающие то, что мы называем временем, едва ли можем постичь Того, Кто явно превосходит время. Даже Моисей, у которого был более непосредственный контакт с Богом, чем у любого человека в записанное время, прямо заявляет, что скрытые вещи принадлежат Богу. Римско-католический историк двадцатого века Кристофер Доусон рассматривает Воплощение Христа как ключевое событие истории, потому что оно придает духовное единство всему историческому процессу. Он утверждает, что провиденциальные события произошли как бы под поверхностью истории, незаметно для историков. Таким образом, для историков разглядеть действия Бога в современной истории кажется бесплодной задачей из-за скрытой природы предмета.

В этот момент необходимо проявить осторожность и установить баланс. То, что мы мало знаем о намерениях Бога, не означает, что мы ничего о них не знаем. Историк Фрэнк Робертс резюмировал двойные трудности самоуверенности и чрезмерной самоуверенности: 90 064 Склонность к самоуверенности, как правило, была отмечена как ее склонностью преуменьшать сложность и двусмысленность истории, так и ее склонностью подчеркивать ясность божественного плана и цели в событиях. прошлого. С другой стороны, самоуверенность побуждает историков отвергать чисто христианский подход к истории как невозможный или нежелательный. Некоторые писатели считают, что в эпоху Нового Завета мы ничего не можем знать о противостоянии с силами. Другие утверждают, что исторический метод сам по себе несовместим с верой.

Баланс между самонадеянностью и излишней самоуверенностью важен. Мы принимаем отмеченные выше ограничения, не обязательно связанные с христианским подходом к истории, что будет подтверждено в этой книге, но с пониманием работы Бога в истории и особенно схемы провиденциального действия. В превосходной книге британского историка-евангелиста Дэвида Беббингтона «Модели в истории: христианский взгляд » (1979) дается чувствительный и глубокий анализ взаимосвязи между христианской приверженностью и историческими исследованиями. Беббингтон пытается разрешить противоречие между технической историей (историей, которую практикуют все историки) и провиденциальной историей (историей, которую могут знать только христиане), проводя различие между явным и неявным воплощением религиозных обязательств. Беббингтон полагает, что дело не только в христианской истории, но и в том, что верующий может произвести работу, которая соответствует христианским взглядам историка. Христиане могут написать отчетливо христианский продукт, но христианское содержание будет скорее имплицитным, чем явным. Должен сказать, что я не полностью убежден в выводе Беббингтона о том, что причина движения между технической и провиденциальной историей носит тактический характер и зависит от аудитории, которой адресовано письмо или учение. С академическими коллегами одно подразумевается; с христианскими сестрами и братьями все ясно. Тем не менее, я оцениваю работу Беббингтона как лучшее заявление о призвании христианского историка.

Самосознание историка

Сместив акцент с истории на историка, христиане могут лучше понять свою роль как изучающих историю и яснее увидеть свои надлежащие задачи. Как предположил британский библеист Энтони С. Тиселтон (1981) в весьма уважаемой книге по библейской герменевтике, мы должны примирить отношения между объективной реальностью изучения (прошлое) и субъективными убеждениями, которые мы привносим в изучение истории. Нам трудно примирить эти два понятия, потому что наша академическая подготовка не поощряет эту попытку. Историк Оскар Хэндлин четко обозначил проблему в контексте изучения миграции европейцев в Америку. В The Uprooted (1951), Хэндлин утверждает, что, чтобы понять мигрантов, ему пришлось противостоять самому себе. Наша академическая подготовка не побуждает нас противостоять самим себе, и, конечно, это противостояние может быть неприятным.

Что значит для историка осознать себя перед изучением истории? Возможно, иллюстрация поможет. На Пасху 1977 года Британская радиовещательная корпорация транслировала по телевидению панельную дискуссию на тему Воскресения. Бамбер Гаскойн задал своим коллегам-членам группы вопрос, который имеет первостепенное значение для христианских историков: если бы на Эммаус-роуд существовала фототехника и если бы был сделан снимок Иисуса и двух его спутников, разве эта фотография показали Иисуса из Назарета, которого знало большинство людей в Иерусалиме? Или требовались глаза веры, чтобы увидеть и распознать Его в преломлении хлеба? Короче говоря, если бы кто-то мог узнать Его, то не было бы нужды в акте веры, чтобы узнать воскресшего Христа. Если, согласно христианской традиции, мы видим Его как Христа актом веры, то мы должны на мгновение отложить в сторону объективную реальность человека на Дороге Эммаус и исследовать субъективный вопрос о том, как мы развиваем зрение. веры. Такое смещение фокуса с объекта наблюдения на наблюдателя часто вызывает у историков дискомфорт. Вместо обсуждения реальность снаружи или реальность, какой она была на самом деле, мы обсуждаем самих себя — не типичный предмет обсуждения среди нас.

Как у нас развиваются глаза, чтобы видеть то, что мы видим? Точнее говоря, если мы, христиане, хотим найти применение своим обязательствам в реальных исторических делах, есть ли у нас глаза, чтобы видеть то, что другие не могут или не хотят видеть? Историк Карл Беккер в своем знаменитом эссе « Каждый — свой историк » (1935) приводит самые убедительные доводы в пользу субъективизма. По мнению Беккера, историк становится главным объектом истории. Прошлое, настаивает он, безвозвратно утеряно; если он вообще существует, то он существует в уме историка. Британский историк Э. Х. Карр (1964) представляет собой более скромный случай релятивизма и субъективизма. Карр рассматривает историю как диалог между прошлым и настоящим. Прошлое — это то, что произошло, а — это потерянное, взятое само по себе. История это наша реконструкция прошлого. Как и в любом диалоге, обе стороны вносят свой вклад.

Историческое исследование в той или иной степени субъективно. Это очень сильно осознало меня на моей первой преподавательской работе. Нам требовался семинар всех старшеклассников. На одном из сеансов Бейнтона читали о Лютере; следующий, Эриксон о Лютере. Главный инструктор семинара пригласил меня принять участие в последней сессии. Он намеревался изобразить Эриксона как имеющего заменил Bainton. Я усомнился в этом, и мой коллега ответил, что Бейнтон просто дал религиозную интерпретацию Лютера, тогда как теперь все знают, что религия есть иллюзия, а не реальность. Он процитировал книгу психолога Уильяма Джеймса « разновидностей религиозного опыта » (1904) как свидетельство того, что нельзя больше верить в нормативную и объективную реальность религиозного опыта. Студенты были обеспокоены этим обсуждением, потому что мы перестали говорить о Лютере, а начали говорить о том, что мой коллега и я знали о том, что все знали о реальности.

Другой пример с другой точки зрения может помочь нам увидеть проблему более ясно. Сэмюэля Элиота Морисона (1942) критиковали за один отрывок из его биографии Христофора Колумба, в котором он писал, что, впервые увидев землю в Новом Свете, Колумб , пошатываясь, на палубу своего корабля. Критик спросил Морисона, откуда он узнал, что Колумб пошатнулся. Какие были источники? В судовом журнале записано, что в тот день было открытое море и что капитан был болен. Очень хорошо, говорит критик, но откуда вы знаете, что он в шахматном порядке ? Морисон ответил, что он сам плавал на копии Santa Maria . В открытом море больной человек на корабле типа Санта-Мария не выходит на палубу, он шатается. В конце концов, Морисон знает , потому что его собственный опыт заставляет его сопереживать аналогичным событиям в истории. Реальность тогда, как можно предположить, является тем, что большинство моих друзей и я знаем, что это так. Тем, кто утверждает , я знаю, что мой Искупитель жив, другие ответят, что они знают о существовании классовой борьбы. Является ли историческая задача в целом академической версией того, что Джон Леннон написал для «Битлз»: Я справляюсь с небольшой помощью моих друзей ?

Должны ли мы тогда заключить, что история опирается на бескомпромиссный субъективизм, подпитываемый самоудостоверяющим опытом? Прежде чем мы ответим «нет», что мы будем делать с оговорками, давайте ясно заявим, что, даже если бы это было правдой, это представляло бы для христианского историка не больше трудностей, чем для историка-марксиста или психоисторика. Если знаменитым Э. П. Томпсону и Эрику Эриксону позволено видеть реальность такой, какой ее знают они и их друзья, почему христианам должно быть стыдно видеть прошлое таким, каким его видим мы и наши друзья? Что соус для гуся, то соус и для гусака. Хотя христиане не обязательно одобряют каждое раскрытие религиозных верований в истории (некоторые из них могли быть не подлинными), мы, тем не менее, открыты для интерпретации, которая утверждает, что в реальности , религиозно мотивированные действия существуют. Откуда мы знаем, что Иисус вошел в жизнь людей и преобразил их? Мы знаем, потому что мы тоже встретили Христа, будь то католики в евхаристии или протестанты, приняв решение в пользу Христа. Факты истории просто не говорят сами за себя; историки говорят за них, исходя из интерпретационных рамок идей, которых они уже придерживаются.

Подтверждение объективности

Историк Джордж М. Марсден (1984) пытался поддерживать общение между христианскими и нехристианскими историками открытыми, апеллируя к школе мысли, особенно связанной с Томасом Ридом, шотландским философом восемнадцатого века. Это помогает нам объяснить другую сторону вопроса, то есть опыт и понимание, которые мы имеем вместе с нехристианами. Рид утверждал, что первых принципа , которые утверждает каждый человек, не зависят от общепринятого разума.

Например, практически каждый вынужден верить в существование внешнего мира, в преемственность самого себя от одного дня к другому, в связь между прошлым и настоящим, в существование других людей, в связи между причины и следствия… На практике нормальные люди просто не могут не полагаться на базовые средства получения доступа к знаниям. Он любил повторять, что только философы и сумасшедшие будут серьезно возражать против надежности этих первых принципов. И даже скептически настроенные философы пригибаются, когда проходят через низкие дверные проемы. Как и индуистские мистики.

Этот здравый смысл (в его техническом смысле) имеет очень хороший смысл в обычном значении этого термина. Рид просто избавляется от философской концепции идей и начинает со здравого смысла, который говорит нам, что мы можем напрямую знать что-то о реальности. Таким образом, знание не ограничивается только идеями, а включает в себя то, что на самом деле находится снаружи. Не существует независимого от теории доступа к событиям, нет знания, пересекающего все теории. Так что, по сути, есть некоторая общая основа для исследования человеческого прошлого. В богословских терминах это называется общая благодать . Разве Бог не создал связную вселенную? Учитывая добрую волю историков, не можем ли мы достаточно хорошо общаться с уверенностью, что говорим об одном и том же?

Так что же остается писать историю с точки зрения христианской или какой-либо другой? Опять же, Джордж М. Марсден помогает нам с аналогией из гештальт-психологии. Наверняка каждый хоть раз видел картинку на рис. 1 (см. стр. 10).

Большинство людей с первого взгляда видят старую даму, и только потом видят молодую. В обыденном понимании вещей обе дамы присутствуют, но не все их видят. Ведущий такой картины не добьется, чтобы его зрители увидели второе изображение путем аргументации. Видение и вера в то, что юная леди там, когда-нибудь придет как озарение, и это изменит понимание зрителем того, что такое реальность на самом деле. Христианское видение и вера – это нечто подобное. Дело не в том, что мы видим все иначе, чем нехристиане. Все люди, как указывал Рид, знают признаки повседневной жизни. Мы познаем Бога и Божью работу в момент сокрушительного озарения, проистекающего из вещей, которые мы видели раньше много раз. Мы знаем и испытываем благодать в поклонении, в природе или чтении отрывка из Писания. Когда приходит это понимание, мы говорим: О, теперь я вижу, и образ реальности возникает из того, что было, но невидимо.

page10.jpg

Рисунок 1 . Юная леди или старушка?

Историкам должно быть нетрудно понять это, потому что это похоже на то, как мы на самом деле делаем историю (за исключением, конечно, душераздирающей природы прозрений). Метафора, опять же, поможет прояснить: доступ к реальности ограничен набором линз, подобных многолинзовым очкам, с помощью которых нас проверяют офтальмологи. Хотя верно то, что каждый человек носит разный набор линз, большинство нормальных людей могут прочитать большинство букв на таблице. Как христиане, у нас есть дополнительный набор линз, которые, возможно, позволяют нам видеть то, что видят другие, но также и больше, чем они, и, возможно, яснее. Американский философ Николас Вольтерсторф (1976), эти дополнительные линзы могут действовать как , контролирующие то, что мы видим через обычные линзы, гарантируя, что убеждения здравого смысла не будут противоречить частным убеждениям.

В заключение, я надеюсь, что баланс теперь ясен. С одной стороны, мы делаем историю с перспективы, и адекватность исторической интерпретации должна учитывать историка, который находится в диалоге с прошлым. Тем не менее вся реальность — это не просто мнение и частный опыт. Как христиане мы говорим, что видим не противоположность тому, что видят нехристиане, а все, что видят они, и даже больше, потому что у нас есть дополнительный набор линз. Кроме того, этот дополнительный набор линз не только помогает нам видеть больше, но и помогает упорядочивать и контролировать наше понимание того, что приходит к нам через обычные линзы.

Полный взгляд на реальность

Канадский историк К. Т. Макинтайр (1981) помог объяснить эту связь. Всем известно, что реальность состоит из времени и пространства. И христиане, и нехристиане одинаково видят эти два измерения. Мы, христиане, настаиваем на том, что существует третье измерение — дух — и что весь взгляд на мир должен быть трехмерным. Более того, эти измерения не расположены в иерархии важности; скорее они являются неотъемлемой частью друг друга. Светские люди вполне могут возражать против притязаний на духовное измерение, но даже они должны видеть, что в мире существуют добро и зло и что духовное измерение относится к чему-то более конечному (даже если предельным является не Бог, а, возможно, даже просто способ производства). Макинтайр использует более всеобъемлющие термины для обозначения времени, пространства и духа — исторический, структурный (онтический) и предельный.

page11.jpg

Рисунок 2 .

Представленный в этом свете целостный и полностью трехмерный мир, на котором настаивают христиане, является чем-то, что мы, христиане, видим сначала, но он не так уж далек от опыта нехристиан, чтобы они не могли его понять. Возможно, как и в случае с нашей двойной гештальт-картиной, если указать, что нос одного является подбородком другого, люди поймут, что мы имеем в виду. Когда мы настаиваем на том, что христианское мировоззрение — это целостное мировоззрение, нехристианам не нужно отказываться от всего, что они знают, но понимать, что дополнительный набор линз изменяет наше восприятие реальности.

Конечно, в заключение нужно сказать, что христиане должны вести себя по-христиански по отношению к другим при обсуждении этих вопросов. Мы, утверждающие, что у нас якобы лучший взгляд на реальность, не должны приходить к другим с триумфом. Скромность и смирение становятся чертами характера. Даже если мы полностью наденем все линзы наших очков, мы все равно будем видеть сквозь эти очки темно. А когда мы становимся высокомерными и воинственными, мы должны помнить, что Иегова сидит на небесах и смеется, когда мы воображаем суетные вещи.

Наконец, как автор этой книги, позвольте мне сказать несколько слов о том, как, по моему мнению, она может быть использована. Предпосылка состоит в том, что студенты курсов Western Civ будут читать стандартный текст , предоставленный различными (предположительно светскими ) издателями. Эта книга призвана дополнить это чтение, а не заменить его. Мы намерены проанализировать с христианской точки зрения некоторые вопросы, которые в тексте могли фактически обсуждаться. Эта книга не намерена стоять в стороне и жаловаться на нехватку перспективы в основном учебнике. Он предлагает образец вопросов и анализа, которые помогут учащимся взять ту информацию, которую изучают все в североамериканских университетах и ​​колледжах, и попытаться интегрировать приверженность христианской вере в это исследование.

Кризис и Царство

У этой книги есть ориентация, и лучше признать ее в начале. В любое время и в любом месте и в каждом человеке происходит борьба между реальным и идеальным. У каждого человека и у каждого общества есть философия жизни, мировоззрение , сформулированное в идеальных условиях, о том, каким должно быть . Кроме того, каждый человек и общество переживают жизнь как жизнь, которая всегда несколько отличается — иногда заметно отличается — от жизни, на которую надеются. вместо всегда уступает . Это неотъемлемая часть человеческого состояния, признаваемая повсюду писателями, вторящую Святому Павлу, который говорил от имени христиан всех возрастов, признавая, что, хотя он знал идеальные требования, он часто не соответствовал им.

Итак, это считается само собой разумеющимся для человеческого состояния. Более того, люди могут и ладят в своей личной и общественной жизни, каким-то образом приспосабливаясь к этому разрыву между реалистическими и идеалистическими формулировками. Тем не менее кризис поведения и убеждений наступает, когда разрыв — всегда присутствующий — становится слишком большим, когда реалии жизни как жизни становятся слишком далекими от идеальных формулировок того, что такое жизнь. 0064 должен быть похож на . Это всегда события, которые требуют, чтобы идеальные формулировки были подвергнуты сомнению, а затем переформулированы. Сокрушительная тяжесть событий всегда требует от людей признания того, что они не могут продолжать свой прежний взгляд на мир. Идеологии всегда испытываются во времена кризиса, а не процветания. Как подтвердят те, кто хоть немного знаком с личным горем, не в прекрасный летний день на берегу моря или в горах мы сталкиваемся со смыслом жизни, а стоя у больничной койки любимого человека или у места его захоронения. . То, что мы знаем лично, верно и в обществе. Наши идеологии испытываются не во времена мира и процветания, а во время войны, массовой безработицы, голода или чумы.

Идея кризиса , а затем , будет руководящим принципом рассуждений в этой книге. Это полезно не только потому, что описывает человеческий опыт, но и потому, что освобождает нас от обязанности хвалить или порицать. Историческое изучение связано с человеческим пониманием, и мы хорошо поступаем, избегая осуждающего отношения, которое стремится хвалить или порицать. Эмпатия, скорее, — это человеческое (и преимущественно христианское) отношение, которое полезно применять во всех аспектах жизни, особенно в исторических исследованиях. Эта книга предлагает читателю применить к историческому изучению то, что он или она уже знает (и то, что так давно сказал св. Августин), что Царство Божие и царство мира не одно и то же. Хотя мы можем какое-то время останавливаться на обоих, мы знаем, какой из них грядет и какой нам следует искать в первую очередь. Именно с этим видение царства что эта книга написана, и, как надеется автор, именно в этом видении она будет прочитана.

Глава

Наслаждаетесь предварительным просмотром?

Страница 1 из 1

Начало работы с первичными источниками | Учителя | Программы

Что такое первоисточники?

Первоисточниками являются исходные материалы истории — подлинные документы и предметы, созданные в изучаемое время. Они отличаются от вторичных источников, рассказов, которые пересказывают, анализируют или интерпретируют события, обычно на расстоянии во времени или месте.

Зачем учить с первоисточниками?

Близкий контакт молодых людей с этими уникальными, часто очень личными документами и предметами может дать им представление о том, каково было жить в давно прошедшую эпоху. Помощь учащимся в анализе первоисточников также может вызвать любопытство и улучшить навыки критического мышления и анализа.

Первоисточники знакомят учащихся с различными точками зрения на важные вопросы прошлого и настоящего. При анализе первоисточников учащиеся переходят от конкретных наблюдений и фактов к вопросам и выводам о материалах. Взаимодействие с первоисточниками побуждает учащихся задавать вопросы, оценивать информацию, делать выводы и разрабатывать аргументированные объяснения и интерпретации событий и проблем.

Прежде чем вы начнете

Успешное взаимодействие учащихся с первоисточниками требует тщательного выбора первоисточников и планирования урока.

• Выберите один или несколько основных источников, которые поддерживают цели обучения и доступны для учащихся. Учитывайте потребности и интересы ваших учащихся, а также любые организационные факторы, связанные с использованием предмета, такие как удобочитаемость или статус авторского права. Наборы первоисточников Библиотеки Конгресса для преподавателей — хорошее место для начала.
• Подумайте, смогут ли учащиеся определить точку зрения, поместить элементы в исторический контекст и сравнить эти элементы с другими первичными и вторичными источниками.
• Спланируйте обучение, включая виды деятельности, требуемое время и то, будут ли учащиеся работать индивидуально, в небольших группах или всем классом. Используйте Инструмент анализа первоисточников из Библиотеки Конгресса и выберите наводящие вопросы из руководства для учителя, чтобы помочь учащимся в анализе первоисточников.

Привлекайте учащихся с помощью первоисточников

Первоисточники помогают учащимся лично относиться к событиям прошлого и способствуют более глубокому пониманию истории как серии человеческих событий. Поскольку первоисточники представляют собой неполные фрагменты истории, каждый из них представляет собой загадку, которую учащиеся могут исследовать глубже, только находя новые доказательства.

Попросите учащихся понаблюдать за каждым первоисточником.

• Куда в первую очередь падает ваш взгляд?
• Что вы видите такого, чего не ожидали?
• Какие сильные слова и идеи выражены?

Предложите учащимся подумать о своей реакции на источник.

• Какие чувства и мысли вызывает у вас первоисточник?
• Какие вопросы это поднимает?

Продвигайте студенческий запрос

Изучение первоисточников побуждает учащихся бороться с противоречиями и сравнивать несколько источников, представляющих разные точки зрения, сталкиваясь со сложностью прошлого.

Предложите учащимся размышлять о каждом источнике, его создателе и контекст.

• Что происходило в этот период времени?
• С какой целью создатель создал этот первоисточник?
• Что делает создатель, чтобы донести свою точку зрения?
• Какова была аудитория этого первоисточника?
• Какие предрассудки или стереотипы вы видите?

Спросите, согласуется ли этот источник с другими первоисточниками или с тем, что студенты уже знают.

Оцените, как учащиеся применяют навыки критического мышления и анализа к первоисточникам.

Первоисточники часто неполны и имеют мало контекста. Студенты должны использовать предыдущие знания и работать с несколькими ресурсами, чтобы найти закономерности и построить знания.

Вопросы о предвзятости создателя, цели и точке зрения могут поставить под сомнение предположения учащихся.

• Попросите учащихся проверить свои предположения о прошлом.
• Попросите учащихся найти другие первичные или вторичные источники, которые предлагают поддержку или противоречие.
• Запросить причины и конкретные доказательства в поддержку их выводов.
• Помогите учащимся определить вопросы для дальнейшего изучения и разработать стратегии ответов на них.

Предложите учащимся возможность продемонстрировать свои знания, написав эссе, выступив с речью по проблеме из первоисточников или создав музейную экспозицию на историческую тему. Дополнительные идеи для последующих занятий см. в общих руководствах для учителей или руководствах для конкретных форматов.

Блог: Teaching with the Library of Congress

Официальный блог учебных ресурсов Библиотеки Конгресса

Twitter

Внешний

@TeachingLC, учетная запись библиотеки для преподавателей

Связанные ресурсы

• Библиотека Америки
• Хроники Америки: исторические американские газеты
• Ежедневные тайны: забавные научные факты
• Ресурсы для семейного взаимодействия
• Бесплатное использование и повторное использование наборов
• Библиотека Конгресса: Вступай!
• Руководства по исследованиям
• Сегодня в истории
• Виртуальные студенческие мастерские

Э.

Х. Карр, Что такое история?, Нью-Йорк, 1961, стр. 3-35.

Что такое история? Чтобы никто не подумал, что вопрос бессмысленный или излишний, Я возьму в качестве текста два отрывка, относящиеся соответственно к первому и второе воплощение Кембриджской современной истории. Вот Актон в своем отчет от октября 189 г.6 Синдикам издательства Кембриджского университета на работа, которую он взялся редактировать: «Это уникальная возможность записи таким способом, который наиболее полезен для наибольшее количество, полнота знаний, которые XIX век собирается завещать. …При разумном разделении труда мы должны быть в состоянии сделать это, и принести домой каждому последний документ, и самые зрелые выводы международных исследований. Окончательная история, которую мы не можем иметь в этом поколении; но мы можем избавиться от условной истории и показать точку, которой мы достигли на пути от одного к другому, теперь, когда вся информация находится в пределах досягаемости и каждая проблема стала поддающейся решению».

[Acton: Lectures on Modern History (London) : Макмиллан и Ко 1906), с. 318.]

И почти ровно шестьдесят лет спустя профессор сэр Джордж Кларк в своем общее введение во вторую Кембриджскую современную историю с комментариями эта вера Актона и его сотрудников в то, что однажды станет возможным чтобы произвести «последнюю историю», и продолжил: «Историки более позднего поколения не надеются на такую ​​перспективу. Они ожидают, что их работа будет заменена снова и снова. Они считают, что знание прошлого прошло через один или несколько человеческих умов, были ими «обработаны» и поэтому не могут состоять из элементарных и безличные атомы, которые ничто не может изменить… Исследование кажется бесконечны, и некоторые нетерпеливые ученые прибегают к скептицизму или, по крайней мере, в учении о том, что, поскольку все исторические суждения касаются лиц и точки зрения, одна лучше другой и нет никакой «объективности» историческая правда».

Там, где ученые мужи так откровенно противоречат друг другу, поле открыто для расследование. Я надеюсь, что я достаточно современен, чтобы признать, что что-либо написанное в 1890-х должно быть чепухой. Но я еще недостаточно развит, чтобы быть приверженным точке зрения, что все, что написано в 1950-х годах, обязательно имеет смысл. В самом деле, вам, возможно, уже пришло в голову, что этот запрос склонен уходить в нечто более широкое, чем природа истории. Столкновение между Актоном и сэром Джорджем Кларком является отражением перемен в нашем общем взгляде на общество в промежутке между этими двумя заявления. Актон говорит из положительной веры, ясноглазый самоуверенность поздней викторианской эпохи; Сэр Джордж Кларк вторит недоумение и рассеянный скептицизм поколения битников. Когда мы попытка ответить на вопрос, что такое история?, наш ответ, сознательно или бессознательно, отражает наше собственное положение во времени и является частью нашего ответ на более широкий вопрос, как мы относимся к обществу, в котором мы жить. Я не боюсь, что мой предмет может при ближайшем рассмотрении показаться тривиальный.

Боюсь только, что может показаться самонадеянным, что я затеял вопрос такой обширный и такой важный.

Девятнадцатый век был великим веком фактов. — Чего я хочу, — сказал г. Грэдграйнд в «Трудных временах»: «Это факты… В жизни нужны только факты». Историки девятнадцатого века в целом согласились с ним. Когда Ранке в 1830-х годов в законном протесте против морализаторства истории заметил, что задача историка состояла в том, чтобы «просто показать, как это было на самом деле (в отличие от eigentlich gewesen)» этот не очень глубокий афоризм имел поразительное успех. Три поколения немецких, британских и даже французских историков шли в бой, распевая волшебные слова «Wie es eigentlich gewesen». как заклинание, предназначенное, как и большинство заклинаний, чтобы спасти их от утомительное обязательство думать самостоятельно. Позитивисты, стремящиеся заявить о своих претензиях на историю как науку, внесли весомый вклад их влияние на культ фактов. Сначала удостоверьтесь в фактах, сказал позитивисты, то делайте из них свои выводы.

В Великобритании это Взгляд на историю идеально соответствовал эмпирической традиции, которая доминирующее направление в британской философии от Локка до Бертрана Рассела. Эмпирическая теория познания предполагает полное разделение субъект и объект. Факты, как и чувственные впечатления, воздействуют на наблюдателя. извне и не зависят от его сознания. Процесс прием пассивен: получив данные, он затем действует на них. Shorter Oxford English Dictionary, полезная, но тенденциозная работа эмпирическая школа, четко отмечает обособленность двух процессов, определение факта как данных опыта в отличие от заключений». это то, что он может назвать взглядом на историю, основанным на здравом смысле. История состоит из совокупность установленных фактов. Факты доступны историку в документы, надписи и так далее, как рыба на доске у торговца рыбой. историк собирает их, забирает домой, готовит и подает в какой бы стиль ему ни нравился. Актон, чьи кулинарные вкусы были строгими, хотел, чтобы они служили просто. В своем письме-инструкции участникам первой Кембриджской современной истории он объявил требование, «чтобы наши Ватерлоо должно удовлетворять требованиям французского и английского, немецкого и голландского языков. одинаковый; что никто не может сказать, не изучив список авторов, где Епископ Оксфордский отложил перо, и Фейрберн, или Гаске, Либерман или Харрисон подхватили его». Даже сэр Джордж Кларк, как бы он ни был критичен, Эктона, сам противопоставлял «твердое ядро ​​фактов» истории окружающей мякоти спорных интерпретаций, забывая, возможно, о том, что мясистая часть плода более полезна, чем твердая сердцевина. Сначала получите свой факты, затем погрузитесь на свой страх и риск в зыбучие пески интерпретация — вот высшая мудрость эмпирического, здравого смысла. школа истории. Это напоминает любимое изречение великого либерала журналист С. П. Скотт: «Факты священны, мнения свободны».

Теперь так явно не получится. не буду пускаться в философию обсуждение природы наших знаний о прошлом. Предположим, для настоящих целей, что тот факт, что Цезарь перешел Рубикон, и тот факт, что то, что посреди комнаты стоит стол, являются фактами одного и того же или сравнимом порядке, что оба эти факта входят в наше сознание в одинаковым или сопоставимым образом, и что оба имеют одну и ту же цель характер по отношению к человеку, который их знает. Но даже на этом смелом и не очень правдоподобное предположение, наш аргумент сразу упирается в трудность в том, что не все факты о прошлом являются историческими фактами или трактуется как таковое историком. По какому критерию различают факты истории от других фактов о прошлом?

Что такое исторический факт? Это ключевой вопрос, на который мы должны посмотрите немного внимательнее. Согласно здравому смыслу, существует некоторые основные факты, одинаковые для всех историков и составляющие, так сказать, костяк истории, — например, тот факт, что битва при Гастингсе произошла в 1066 году. Но эта точка зрения требует двух замечаний. Во-первых, не такими фактами в первую очередь интересуется историк. обеспокоенный. Без сомнения, важно знать, что великая битва произошла в 1066 г., а не в 1065 или 1067 г., и что это сражение произошло при Гастингсе, а не в Истборне или Брайтоне. Историк не должен ошибаться в этих вещах. Но когда поднимаются вопросы такого рода, мне вспоминается замечание Хаусмана. что «точность — это долг, а не добродетель». Чтобы похвалить историка за его точность подобна похвале архитектора за использование хорошо выдержанного дерева или правильно смешанный бетон в его здании. Это необходимое условие его работу, но не его основную функцию. Именно по этому поводу такого рода, что историк имеет право полагаться на то, что было названо «вспомогательные науки» истории-археологии, эпиграфики, нумизматики, хронология и так далее. Историк не обязан иметь специальное образование. навыки, которые позволяют эксперту определить происхождение и период фрагмент глиняной посуды или мрамора, чтобы расшифровать неясную надпись или произвести сложные астрономические расчеты, необходимые для установления точная дата. Эти так называемые основные факты, одинаковые для всех историки обычно относятся к категории сырья историка, а не самой истории.

Второе наблюдение заключается в том, что необходимость установления этих основных фактов основывается не на каком-либо качестве самих фактов, а на априорном решении историка. Несмотря на девиз С. П. Скотта, каждый журналист знает сегодня самый эффективный способ повлиять на общественное мнение — это выбрать и расположение соответствующих фактов. Раньше говорили, что факты говорят сами за себя. Это, конечно, неверно. Факты говорят только тогда, когда взывает к ним историк: это он решает, каким фактам отдать должное. этаж и в каком порядке или контексте. Я думаю, это был один из приемов Пиранделло. персонажей, которые говорили, что факт подобен мешку — он не выдержит, пока вы не положить в него что-нибудь. Единственная причина, по которой нам интересно знать, что Битва произошла при Гастингсе в 1066 году, историки считают ее крупное историческое событие. Это историк, который решил для себя причин, что переход Цезарем этого мелкого ручья, Рубикона, является фактом истории, тогда как переход Рубикона миллионами других людей до или после вообще никого не интересует. Тот факт, что вы прибыли в этом здание полчаса назад пешком, или на велосипеде, или в машине, так же, как такой факт о прошлом, как тот факт, что Цезарь перешел Рубикон. Но это, вероятно, будет проигнорировано историками. Профессор Талкотт Парсонс однажды назвал науку «избирательной системой познавательных ориентаций на реальность». Это возможно, можно было бы выразиться проще. Но история это, между прочим, и это. Историк обязательно избирательен. Вера в твердое ядро ​​исторических фактов, существующее объективно и независимо от интерпретации историка, является нелепой ошибкой, но ее очень трудно исправить. искоренить.

Давайте посмотрим на процесс, посредством которого простой факт о прошлом превратился в исторический факт. В Сталибридж-Уэйкс в 1850 году продавец имбирных пряников, в результате какого-то мелкого спора, был умышленно пинком на смерть от разъяренной толпы. Это исторический факт? Год назад я должен без колебаний сказали «нет». Это было записано очевидцем в каком-то малоизвестные мемуары;? но я никогда не видел, чтобы он считался достойным упоминания любого историка. Год назад доктор Китсон Кларк процитировал его в своих фордовских лекциях в Оксфорд.5 Превращает ли это в исторический факт? Думаю, еще нет. Его нынешний статус, я полагаю, заключается в том, что он был предложен для членства в избранный клуб исторических фактов. Теперь он ждет секунданта и спонсоров. Может быть, в течение ближайших лет мы увидим этот факт. появляется сначала в сносках, а затем в тексте статей и книг о Англии девятнадцатого века, и что через двадцать или тридцать лет она может быть хорошо установленным историческим фактом. В противном случае, никто не может взять его, в этом случае он снова окажется в подвешенном состоянии неисторических фактов о прошлом, от которого доктор Китсон Кларк галантно пытался его спасти. Что решит, какая из этих двух вещей произойдет? Я думаю, это будет зависеть от того, будут ли тезис или интерпретация, в поддержку которой д-р Китсон Кларк привел этот инцидент, признаны другими историками как достоверные и важные. Его статус исторического факта будет зависеть от вопроса интерпретации. Этот элемент интерпретации присутствует в каждом факте истории.

Можно мне оставить личное воспоминание? Когда я изучал древнюю историю в В этом университете много лет назад у меня был специальный предмет «Греция в период персидских войн». Я собрал пятнадцать или двадцать томов на моем полки и считал само собой разумеющимся, что там, записанное в этих томах, я все факты, касающиеся моего предмета. Предположим, это было почти правдой. -что эти тома содержали все факты о нем, которые были тогда известны, или может быть известно. Мне никогда не приходило в голову спросить, по какой случайности или процесс истощения, этот мельчайший отбор фактов из всего бесчисленного множества факты, которые когда-то должны были быть кому-то известны, уцелели, чтобы стать факты истории. Подозреваю, что и сегодня одно из увлечений древняя и средневековая история заключается в том, что она дает нам иллюзию наличия всего имеющиеся в нашем распоряжении факты в управляемом компасе: придирчивые различие между фактами истории и другими фактами о прошлом исчезает, потому что все немногие известные факты являются историческими фактами. Как Бери, который работал в оба периода, сказал: «Записи древней и средневековой истории испещрены лакунами». Историю называют огромной головоломкой со множеством недостающих частей. Но главная беда не в лакунах. Наша картина Греции в пятом веке до н.э. дефектен не в первую очередь потому, что многие фрагменты были случайно утеряны, а потому, что это, в общем и целом, картина, созданная крошечной группой людей в городе Афины. Мы много знаем о том, как выглядела Греция V века для афинского гражданина; но почти ничего о том, как это выглядело для спартанца, коринфянина или фиванец, не говоря уже о персе, рабе или другом негражданине в Афинах. Наша картина была заранее выбрана и предопределена для нас, а не как случайно, так и людьми, сознательно или бессознательно проникнуты определенным взглядом и думали о фактах, подтверждающих это вид стоит сохранить.

Точно так же, когда я читаю в современной истории Средневековье, что люди Средневековья были глубоко озабочены религией, интересно, откуда мы это знаем и правда ли это. То, что мы знаем как факты средневековой истории, почти все было отобрано для нас поколениями летописцев, которые профессионально занимались теорией и практикой религии и поэтому считали ее в высшей степени важной и записывали все, что к ней относилось, а не слишком много. еще. Представление о русском крестьянине как о глубоко религиозном человеке было разрушено революцией 19-го века.17. Представление о средневековом человеке как о глубоко религиозном человеке, независимо от того, верно это или нет, нерушимо, потому что почти все известные факты о нем были заранее отобраны для нас людьми, которые верили в это и хотели, чтобы в это поверили другие, и масса других фактов, в которых мы могли бы найти доказательства обратного, утеряна безвозвратно. Мертвая рука исчезнувших поколений историков, писцов и летописцы определили вне возможности апелляции образец прошлое. «История, которую мы читаем, — пишет профессор Барраклаф, сам подготовленный медиевистом, «хотя и основанный на фактах, строго говоря, вовсе не фактические, а ряд общепринятых суждений».

Но обратимся к другому, но столь же тяжелому положению современного историк. Древний или средневековый историк может быть благодарен за обширную процесс просеивания, который с годами предоставил в его распоряжение управляемый корпус исторических фактов. Как сказал Литтон Стрейчи в своем озорным путем, «невежество есть первое необходимое историку, невежество, которое упрощает и проясняет, которое отбирает и упускает». испытываю искушение, как это иногда бывает, позавидовать чрезвычайной компетентности коллег занимаясь написанием древней или средневековой истории, я нахожу утешение в мнение, что они настолько компетентны, главным образом потому, что они так невежественны в их предмет. Современный историк не пользуется ни одним из преимуществ этого врожденного невежества. Он должен взращивать в себе это необходимое невежество, тем более, чем ближе он подходит к своему времени. Перед ним стоит двойная задача: обнаружить несколько важных фактов и превратить их в факты истории, а также отбросить многие незначительные факты как неисторические. Но это как раз наоборот ереси девятнадцатого века, что история состоит из компиляции максимальное количество неопровержимых и объективных фактов. Любой, кто поддается эту ересь придется либо бросить историю как дурное дело, и взяться за коллекционированием марок или какой-либо другой формой антиквариата, или кончится сумасшедшим домом. Именно эта ересь за последние сто лет имела такое разрушительное воздействие на современного историка, производящего в Германии, в Великой Великобритания, а в Соединенных Штатах огромная и растущая масса сухих, как пыль, фактических историй, подробно специализированных монографий, потенциальных историки, узнавшие все больше и больше о все меньшем и меньшем, бесследно погружались в океан фактов. Это была, я подозреваю, эта ересь, а не якобы конфликт между либеральной и католической лояльностью, что расстроило Актона как историк. В одном из ранних эссе он сказал о своем учителе Доллинджере: «Он не стал бы писать несовершенными материалами, а для него материалы всегда были Несомненно, здесь Актон произносил упреждающий вердикт самому себе, этому странному явлению историка, которого многие сочли бы самым выдающимся заведующим кафедрой современной истории в этом университете, но который не писал истории. Актон написал свою собственную эпитафию во вступительном примечании к первому тому «Кембриджской современной истории», опубликованному сразу после его смерти, когда он сетовал на то, что требования, предъявляемые к историку, «угрожают превратить его из литератора в составителя Что-то пошло не так. Что пошло не так, так это вера в это неустанное и бесконечное накопление неопровержимых фактов как в основу истории, вера в то, что факты говорят сами за себя и что у нас не может быть слишком много фактов, вера в то, что время настолько беспрекословно, что немногие историки тогда считали нужным — а некоторые и сегодня считают это ненужным — задавать себе вопрос: что такое история?

Фетишизм фактов девятнадцатого века был завершен и оправдан фетишизм документов. Документами был Ковчег Завета в храм фактов. Благоговейный историк подошел к ним с опущенной головой и говорил о них благоговейным тоном. Если найдете в документах, то так и есть. Но что, если взяться за дело, делают эти документы — декреты, договоры, рентные ведомости, синие книги, официальная переписка, частная письма и дневники говорят нам? Ни один документ не может рассказать нам больше, чем то, что думал автор документа — что, по его мнению, произошло, что, по его мнению, должно было произойти или произойдет, или, возможно, только то, что он хотел, чтобы другие думали, что он думал, или даже только то, что он сам думал. он думал. Ничто из этого ничего не значит, пока историк не поработает над этим и не расшифрует его. Факты, независимо от того, найдены они в документах или нет, должны быть обработаны историк, прежде чем он сможет использовать их: использование, которое он делает из них, если можно так выразиться, процесс обработки.

Позвольте мне проиллюстрировать то, что я пытаюсь сказать, на примере, который мне довелось хорошо знать. Когда Густав Штреземан, министр иностранных дел Веймарской республике, умер в 1929 году, он оставил после себя огромную массу-300 ящиков множество бумаг, официальных, полуофициальных и частных, почти все из которых относятся к шесть лет его пребывания на посту министра иностранных дел. Его друзья и родственники естественно посчитали, что памятник надо ставить в память такого великого человека. Его верный секретарь Бернхардт принялся за работу; и внутри за три года вышло три огромных тома, примерно по 600 страниц каждый, избранные документы из 300 ящиков с впечатляющим заголовком Stresermanns Vermachtnis. В обычном случае сами документы сгнили в каком-нибудь подвале или на чердаке и исчезли навсегда; или же возможно, лет через сто какой-нибудь любопытный ученый наткнулся бы на их и решил сравнить их с текстом Бернхардта. Случившееся было гораздо драматичнее. В 1945 документы попали в руки британского и американского правительств, которые сфотографировали партию и предоставили фотостаты в распоряжение ученых в Государственном архиве в Лондоне и в Национальном архиве в Вашингтоне, так что, если у нас будет достаточно терпения и любопытства, мы сможем узнать, что именно сделал Бернхардт. То, что он сделал, не было ни очень необычным ни очень шокирует. Когда Штреземан умер, его западная политика, казалось, увенчался рядом блестящих успехов — Локарно, признание Германии к Лиге Наций, планам Дауэса и Янга и американскому кредиты, вывод союзных оккупационных армий из Рейнской области. Этот казалось важной и полезной частью внешней политики Штреземана; а также не было ничего противоестественного в том, что он был чрезмерно представлен в Подборка документов Бернхардта. Восточная политика Штреземана на с другой стороны, его отношения с Советским Союзом, казалось, ни к чему не привели. особенно; и, поскольку масса документов о переговорах, которые давали лишь тривиальные результаты, были не очень интересны и ничего не добавляли к Репутация Штреземана, процесс отбора мог бы быть более строгим. На самом деле Штреземан уделял гораздо более постоянное и тревожное внимание отношения с Советским Союзом, и они сыграли гораздо большую роль в его внешней политики в целом, чем читатель подборки Бернхардта предположить. Но я подозреваю, что тома Бернхардта выгодно отличаются от многих опубликованы сборники документов, на которые безоговорочно опирается рядовой историк.

Это не конец моей истории. Вскоре после публикации Бернхардта, к власти пришел Гитлер. Имя Штреземана было передано забвению в Германии, а тома исчезли из обращения: многие, возможно, большая часть копий была уничтожена. Сегодня Штреземаннс Vermachtnis — довольно редкая книга. Но на Западе репутация Штреземана стоял высоко. В 1935 году английский издатель выпустил сокращенный перевод работы Бемхардта — выборка из подборки Бернхардта; возможно, одна треть оригинала была опущена. Саттон, известный переводчик с немецкого, сделал свою работу грамотно и хорошо. Английский версия, объяснял он в предисловии, была «слегка сжатой, но только упущение некоторого количества того, что, как считалось, было более эфемерным иметь значение . . . представляет мало интереса для английских читателей или студентов». достаточно естественно. Но в результате восточная политика Штреземана, уже недостаточно представленный у Бернхардта, еще больше отступает от поля зрения, и Советский Союз появляется в томах Саттона лишь как случайное и довольно нежелательный гость в преимущественно западном зарубежном мире Штреземана. политика. Тем не менее, можно с уверенностью сказать, что для всех, кроме нескольких специалистов, Саттон и не Бернхардт, а тем более сами документы, представляют для западного мира подлинный голос Штреземана. Если документы погибли в 1945 во время бомбардировки и если бы оставшиеся тома Бернхардта исчезли, подлинность и авторитет Саттона никогда не были бы поставлены под сомнение. Многие печатные сборники документов, с благодарностью принятые историками за отсутствием оригиналов, не имеют более надежного основания, чем это.

Но я хочу продолжить историю еще на один шаг. Давайте забудем о Бернхардта и Саттона, и будьте благодарны за то, что мы можем, если захотим, проконсультироваться с подлинные документы ведущего участника некоторых важных событий недавнего Европейская история. Что нам сообщают газеты? Среди прочего они содержат записи нескольких сотен бесед Штреземана с советский посол в Берлине и около двух десятков с Чичериным. Эти записи имеют одну общую черту. Они изображают Штреземана как имеющего львиную долю разговоров и раскрывают его аргументы как неизменно хорошо сформулированы и убедительны, в то время как у его партнера по большей части скудно, запутанно и неубедительно. Это знакомая всем характеристика записи дипломатических переговоров. Документы не говорят нам, что произошло, но только то, что, по мнению Штреземана, произошло, или то, что он хотел другие, чтобы думать, или, возможно, то, что он хотел думать сам, произошло. Не Саттон и не Бернхардт, а сам Штреземан положил начало процесс отбора. И если бы у нас были, скажем, записи Чичерина об этих те же разговоры, нам бы еще узнать из них только то, что Чичерин мысль, а то, что произошло на самом деле, еще предстоит реконструировать в разум историка. Конечно, факты и документы необходимы для историк. Но не делайте из них фетиш. Они не сами по себе составляют историю; они не дают в себе готового ответа на этот утомительный вопрос: что такое история?

Здесь я хотел бы сказать несколько слов о том, почему историки девятнадцатого века в целом были равнодушны к философии истории. Термин был изобретен Вольтером и с тех пор используется в разные чувства; но я буду считать, что это означает, если я вообще употребляю его, нашу ответ на вопрос: что такое история? Девятнадцатый век был для интеллектуалов Западной Европы, комфортный период, излучающий уверенность и оптимизм. Факты в целом были удовлетворительными; и склонность к задавать и отвечать на неудобные вопросы о них было соответственно слабо. Ранке свято верил, что божественное провидение позаботится о значении история, если он позаботится о фактах; и Burckhardt с более современным с оттенком цинизма заметил, что «мы не посвящены в цели вечная мудрость». Профессор Баттерфилд еще в 19 лет31 отмечено с явное удовлетворение тем, что «историки мало размышляли о природе вещей и даже природу их собственного предмета». Но мой предшественник в В этих лекциях д-р А. Л. Роуз с более справедливой критикой писал о книге сэра Уинстона Черчилля «Мировой кризис» — его книге о Первой мировой войне, — что, хотя она и соответствовала «Истории русской революции» Троцкого по характеру, яркости и жизненности, она была хуже в одном отношении: за ней «не стояла философия истории». Британские историки отказывались рисовать не потому, что считали историю бессмысленной, а потому, что считали ее смысл неявное и самоочевидное. Либеральный взгляд на историю XIX века была тесно связана с экономической доктриной laissez-faire — также продукт безмятежного и уверенного в себе взгляда на мир. Пусть все заниматься своей конкретной работой, а скрытая рука позаботится о вселенская гармония. Исторические факты сами по себе являлись демонстрацией высший факт благотворного и кажущегося бесконечным продвижения к высшие вещи. Это был век невинности, и историки шли в Эдемский сад, без малейшего прикрытия философии, обнаженный и не стыдясь бога истории. С тех пор мы знаем Грех и пережил Падение; и те историки, которые сегодня делают вид, что обходятся без философии истории просто пытаются, тщетно и сознательно, как члены нудистской колонии, воссоздать райский сад в своем саду пригород. Сегодня от неловкого вопроса уже нельзя уклониться.

За последние пятьдесят лет была проделана большая серьезная работа по Вопрос: Что такое история? Оно было из Германии, страны, которая должна была сделать настолько, чтобы разрушить комфортное господство либерализма девятнадцатого века, что первый вызов был брошен в 1880-х и 1890-х годах доктрине первенство и автономия фактов в истории. Философы, создавшие теперь это не более чем имена: Дилтей — единственный из них. который недавно получил запоздалое признание в Великобритании. До рубеже веков процветание и уверенность были еще слишком велики в эту страну для любого внимания, которое будет обращено на еретиков, которые напали на культ фактов. Но в начале нового века эстафета перешла к Италии, где Кроче начал предлагать философию истории, которая, очевидно, многим обязана немецкие мастера. Вся история есть «современная история» [Бенедетто Кроче: История как история свободы]. (Лондон: 1941] заявил Кроче, имея в виду, что история состоит в том, чтобы видеть прошлое глазами настоящего и в свете его проблем, и что основная работа историка состоит не в том, чтобы зафиксировать, а в том, чтобы оценить; ибо, если он не оценивает, как он может знать, что стоит записывать? В 1910 году американский философ Карл Беккер рассуждал в нарочито провокационном язык, что контекст этого знаменитого афоризма таков: «Факты истории не существуют для любого историка, пока он их не создает». Эти проблемы были на данный момент мало замечены. Только после 1920 что Кроче стал пользоваться значительной популярностью во Франции и Великобритании. Этот возможно, не потому, что Кроче был более тонким мыслителем или лучшим стилистом, чем своих немецких предшественников, а потому, что после Первой мировой войны факты казалось, улыбались нам менее благосклонно, чем в годы до 1914 года, и поэтому мы были более доступны для философии, которая стремилась уменьшить их престиж. Кроче оказал большое влияние на оксфордского философа. и историк Коллингвуд, единственный британский мыслитель в нынешнем столетии внесший серьезный вклад в философию истории. Он не делал жить, чтобы написать систематический трактат, который он планировал; но его опубликовали и неопубликованные статьи по этому вопросу были собраны после его смерти в томе под названием «Идея истории», которая появилась в 1945.

Взгляды Коллингвуда можно резюмировать следующим образом. Философия история не занимается ни «прошлым самим по себе», ни «прошлым». историк думал об этом сам по себе», но с «двумя вещами в их взаимных отношений». (Это изречение отражает два нынешних значения слово «история» — исследование, проводимое историком, и ряд прошлых события, которые он исследует.) «Прошлое, которое изучает историк, не мертвым прошлым, но прошлым, которое в каком-то смысле еще живет в настоящем». Но прошлый акт мертв, т. е. лишен смысла для историка, если он не может понять мысль, стоящую за ним. Следовательно, вся история есть история мысли, а история есть воспроизведение в сознании историка той мысли, историю которой он изучает. Воссоздание прошлого в сознании историка зависит от эмпирических данных. Но оно само по себе не есть процесс и не может состоять в простое перечисление. Наоборот, процесс воссозданиеотбор и интерпретация фактов: и, действительно, что делает их историческими фактами. «История», — говорит профессор Окшотт, который в этом месте рядом с Коллингвудом «это опыт историка. Он не «сделан» никем, кроме историка: писать историю — единственный способ ее сделать» Эта тщательная критика, хотя и требует некоторых оговорок, приводит к осветить некоторые забытые истины. Во-первых, исторические факты никогда не доходят до нас в чистом виде, поскольку они нет и не может существовать в чистом виде: они всегда преломляются через разум регистратора. Отсюда следует, что когда мы беремся за историческую работу, наша первая дело должно быть не в фактах, которые он содержит, а в историке кто это написал. Возьму в пример великого историка, чья честь и в именем которого были основаны эти лекции. Тревельян, как он говорит нам в своем авто- биографии, был «воспитан дома на несколько буйно вигской традиции»; и он, я надеюсь, не отказался бы от титула, если бы я описал его последним и немаловажным из великих английских либеральных историков Традиция вигов. Недаром он ведет свою родословную, через великого историка-вига Джорджа Отто Тревельяна Маколею, несравненно величайший из вигов-историков. Лучший и лучший доктор Тревельян самая зрелая работа Англия при королеве Анне была написана на этом фоне, и раскрывает свой полный смысл и значение читателю только тогда, когда читать на этом фоне. Автор, действительно, оставляет читателя без извините за неспособность сделать это. Ибо если по методике знатоков детективных романов, вы сначала прочтете конец, вы найдете на последних нескольких страниц третьего тома — лучшее из известных мне резюме того, что ныне назвал вигскую интерпретацию истории; и ты увидишь что что Тревельян пытается исследовать происхождение и развитие традиции вигов и укоренить ее справедливо и прямо в годы после после смерти его основателя Вильгельма III. Хотя это, пожалуй, не единственный мыслимая интерпретация событий правления королевы Анны, это верная и, в руках Тревельяна, плодотворная интерпретация. Но, чтобы оценить его в полной мере, вы должны понять, что историк делается. Ибо если, как говорит Коллингвуд, историк должен воспроизвести мысленно что происходит в сознании его драматических персонажей, поэтому читатель, в свою очередь, должен воспроизвести то, что происходит в уме историка. Изучите историка прежде чем вы начнете изучать факты. Ведь это не очень заумно. Это то, что уже сделано умным студентом, который, когда рекомендуется прочитать работу великого ученого Джонса из Сент-Джудс, идет пойти к другу в Сент-Джудс, чтобы спросить, что за парень такой Джонс и что пчелы у него в шляпе. Когда вы читаете исторический труд, всегда слушайте для жужжания. Если вы не можете обнаружить ничего, то либо вы глухи к тону, либо ваш историк — тупая собака. Факты действительно совсем не похожи на рыбу на плита торговца рыбой. Они подобны рыбам, плавающим в огромном и иногда недоступный океан; а что поймает историк будет зависеть отчасти случайно, но в основном от того, в какой части океана он выберет ловить рыбу и какую снасть он выберет для использования — эти два фактора, конечно, определяется видом рыбы, которую он хочет поймать. По большому счету, историк получит те факты, которые ему нужны. История означает интерпретацию. В самом деле, если бы я, поставив сэра Джорджа Кларка на голову, назвал историю твердый стержень толкования, окруженный месивом спорных фактов, утверждение было бы, без сомнения, односторонним и вводящим в заблуждение, но не более того, я осмелюсь подумать, чем оригинальное изречение.

Второй момент, более знакомый, связан с потребностью историка в образное понимание для умов людей, с которыми он дело, за мысль, стоящую за их действиями. Я говорю «творческое недо- положение», а не «сочувствие», чтобы сочувствие не предполагалось соглашение. Девятнадцатый век был слабым в средневековой истории, потому что он слишком отталкивали суеверные верования средневековья и варварствами, которые они внушали, иметь какое-либо воображение понимания средневековых людей. Или возьмите резкое замечание Буркхардта о Тридцатилетней войне: «Это возмутительно для вероучения, независимо от будь то католик или протестант, ставить свое спасение выше целостности нации». Это было чрезвычайно трудно для либеральный историк девятнадцатого века, воспитанный на убеждении, что это правильно и похвально убивать, защищая свою страну, но злые и заблуждающийся убивать в защиту своей религии, вступать в государство мысли тех, кто сражался в Тридцатилетней войне. Эта трудность – особенно остро в той области, в которой я сейчас работаю. Многое из того, что имеет было написано в англоязычных странах за последние десять лет о Советский Союз, а в Советском Союзе об англоязычных странах, была испорчена этой неспособностью достичь даже самого элементарного мера образного понимания того, что происходит в уме другой стороны, так что слова и действия другой всегда направлены на кажутся злыми, бессмысленными или лицемерными. История не может быть написана, если историк может установить какой-то контакт с сознанием тех, кто кого он пишет.

Третий момент заключается в том, что мы можем смотреть в прошлое и достигать нашего понимания. прошлого только глазами настоящего. Историк из своего свой век и связан с ним условиями человеческого существования. Очень слова, которые он употребляет, такие слова, как демократия, империя, война, революция, текущие коннотации, от которых он не может их отделить. Древние историки стали использовать такие слова, как полис и плебс в оригинале, просто в Чтобы показать, что они не попали в эту ловушку. это не помогает их. Они тоже живут настоящим и не могут обмануть себя прошлое, используя незнакомые или устаревшие слова, так же, как они стать лучшими греческими или римскими историками, если они читали свои лекции в хламиде или тоге. Имена, под которыми сменявшие друг друга французские историки описал парижские толпы, сыгравшие столь заметную роль во французском Революция — санкюлоты, le peuple, la canaille, les bras-nus — все это, для тех, кто знает правила игры, манифесты политического принадлежности и конкретной интерпретации. И все же историк обязан выбирать: использование языка запрещает ему быть нейтральным. И это не вопрос одних только слов. За последние сто лет изменился баланс сил в Европа изменила отношение британских историков к Фридриху I. Большой. Изменившийся баланс сил внутри христианских церквей между Католицизм и протестантизм глубоко изменили свое отношение к таким такие фигуры, как Лойола, Лютер и Кромвель. требует лишь поверхностного знание работа французских историков последних сорока лет о Французской революции признать, насколько глубоко на нее повлияла русская революция 1917. Историк принадлежит не прошлому, а настоящему. Профессор Тревор-Ропер говорит нам, что историк «должен любить прошлое». Это сомнительный запрет. Любовь к прошлому легко может быть выражением ностальгический романтизм стариков и старых обществ, симптом утраты вера и интерес к настоящему или будущему. Клише’ для клише’, я должен предпочитаю ту об освобождении от «мертвой руки прошлого». функция историка не состоит ни в том, чтобы любить прошлое, ни в том, чтобы освобождать себя от прошлого, а овладеть и понять его как ключ к понимание настоящего

Если, однако, это некоторые из прозрений того, что я могу назвать Коллингвуда взгляд на историю, пора рассмотреть некоторые опасности. акцент на роли историка в создании истории имеет тенденцию, если доведены до логического завершения, чтобы вообще исключить какую-либо объективную историю: история — это то, что делает историк. Коллингвуд действительно кажется момент, в неопубликованная заметка, процитированная его редактором, пришла к такому выводу: Святой Августин смотрел на историю с точки зрения раннего Кристиан; Тиллемон, от француза семнадцатого века; Гиббон, от англичанина восемнадцатого века; Моммзен, из немец девятнадцатого века. Нет смысла спрашивать, что было правильным точка зрения. Каждая из них была единственно возможной для человека, принявшего ее». Это равносильно тотальному скептицизму, подобно замечанию Фруда о том, что история есть детская коробочка с буквами, с помощью которых мы можем написать любое слово, какое захотим». Коллингвуд в своей реакции против «истории ножниц и клея», против Взгляд на историю как на простое собрание фактов опасно приближается к отношение к истории как к чему-то, выдуманному человеческим мозгом, и приводит к вывод, на который ссылается сэр Джордж Кларк в отрывке, который я цитировал ранее, что «объективной» исторической правды не существует». Вместо теорию о том, что история не имеет смысла, нам предлагают здесь теорию бесконечность значений, ни один из которых не более правильный, чем любой другой, что тоже самое. Вторая теория, безусловно, столь же несостоятельна, как и первая. Это из этого не следует, потому что кажется, что гора принимает разные формы под разными углами зрения она объективно либо вообще не имеет формы или бесконечность формы. Из этого не следует, что интерпретация играет необходимую роль. роль в установлении фактов истории, и потому что никакие существующие интерпретация полностью объективна, одна интерпретация так же хороша, как другой, а факты истории в принципе не поддаются объективному интерпретация. Я должен буду рассмотреть на более позднем этапе, что именно под объективностью в истории.

Но еще большая опасность таится в гипотезе Коллингвуда. Если историк обязательно смотрит на свой исторический период глазами своего свое время и изучает проблемы прошлого как ключ к тем, настоящего, не впадет ли он в чисто прагматический взгляд на факты, и утверждают, что критерием правильной интерпретации является ее пригодность для какой-то настоящей цели? Согласно этой гипотезе, исторические факты не вещь, интерпретация все. Ницше уже провозгласил принцип: «Ложность мнение не для нас никаких возражений против него. . . . Вопрос в том, насколько далеко является жизнеутверждающим, жизнесохраняющим, видово-сохраняющие, а может быть, и создающие виды». 8 Американские прагматики, двигались, менее явно и менее искренне, по той же линии. Знание – это знание для какой-то цели. Достоверность знаний зависит от обоснованности цели. Но даже там, где нет такой теории исповедовалась, практика часто была не менее тревожной. в моем собственном области исследования я видел слишком много примеров экстравагантная интерпретация, идущая вразрез с фактами, не поддающаяся впечатлению с реальностью этой опасности. Неудивительно, что прочтение некоторых наиболее экстремальных продуктов советской и антисоветской школ историография должна иногда вызывать некоторую ностальгию по этому иллюзорному гавань девятнадцатого века чисто фактической истории.

Как же тогда, в середине двадцатого века, определить обязательство историка перед своими фактами? Я верю, что провел достаточное количество часов за последние годы на поиск и просмотр документов, и наполнение моего исторического повествования должным образом отмеченными фактами, чтобы избежать обвинений в слишком бесцеремонном обращении с фактами и документами. обязанность историка уважать свои факты не исчерпывается обязательство следить за тем, чтобы его факты были точными. Он должен стремиться ввести в картина всех известных или познаваемых фактов, относящихся в том или ином смысле, к теме, которой он занимается, и к предложенной интерпретации. Если он стремится изобразить викторианского англичанина как моральное и разумное существо, он не должен забывать, что произошло в Сталибридж-Уэйкс в 1850 году. свою очередь, не означает, что он может устранить интерпретацию, которая жизненная сила истории. Миряне, то есть неакадемические друзья или друзья из других академических дисциплин — иногда спрашивают меня, как историк ходит на работу, когда пишет историю. Наиболее распространенное предположение, по-видимому, что историк делит свою работу на два четко различимых этапа или периоды. Во-первых, он проводит длительный предварительный период, читая свои источники и заполнение блокнотов фактами: потом, когда это кончится, он убирает свои источники, достает свои тетради и пишет свою книгу с начало конца. Для меня это неубедительная и неправдоподобная картина. За себя, как только я начну что-то из того, что я считаю источников капитала, зуд становится слишком сильным, и я начинаю писать — не обязательно в начале, но где-нибудь, где угодно. После этого чтение и запись продолжаются одновременно. Надпись добавляется, вычитается из, переформулировано, отменено, пока я продолжаю читать. Чтение направляется и направляется и принес плоды благодаря писательству: чем больше я пишу, тем больше я знаю, что я ищу, тем лучше я понимаю значение и актуальность что я нахожу. Некоторые историки, вероятно, делают все эти предварительные записи в голову, не пользуясь ручкой, бумагой или пишущей машинкой, как некоторые люди играют шахматы в голове без обращения к доске и фигурам: это талант, которому я завидую, но не могу подражать. Но я убежден, что для любого достойный историк — имя, два процесса того, что экономисты называют «вход» и «выход» происходят одновременно и на практике являются частями единый процесс. Если вы попытаетесь разделить их или отдать предпочтение одному из другой, вы впадаете в одну из двух ересей. Либо ты пишешь история ножниц и клея без смысла и значения; или ты пишешь пропаганда или исторический вымысел, и просто используют факты прошлого, чтобы вышивать своего рода письменность, которая не имеет ничего общего с историей.

Наше исследование отношения историка к факты истории застают нас, таким образом, в явно ненадежном положении. ситуации, деликатно лавируя между Сцилла несостоятельной теории истории как объективной компиляции фактов, безоговорочного примата фактов над интерпретацией и Харибда столь же несостоятельной теории истории, как и субъективная продукт ума историка, устанавливающего исторические факты и овладевает ими в процессе интерпретации, между взглядом на история, имеющая центр тяжести в прошлом, и точка зрения, имеющая центр тяжести в настоящем. Но наше положение менее опасно, чем кажется. Мы столкнемся с той же дихотомией факта и интерпретации опять же в этих лекциях в других обличьях — частном и общем, эмпирическое и теоретическое, объективное и субъективное. Затруднительное положение историка есть отражение природы человека. Мужчина, за исключением, быть может, раннего младенчества и глубокой старости, не совсем вовлечены в свою среду и безоговорочно подчинены ей. С другой стороны, он никогда не бывает полностью независим от нее и от ее безусловного хозяина. Отношение человека к окружающей среде есть отношение историка к его тема. Историк не смиренный раб и не тиран. мастер, его фактов. Отношение между историком и его фактами таково. один из равенства, компромисса. Как известно любому работающему историку, если он перестает отражать то, что он делает, когда он думает и пишет, «он историк вовлечен в непрерывный процесс приведения фактов в форму интерпретация и его интерпретация к его фактам. это невозможно отдавать приоритет одному над другим.

Историк начинает с предварительного выбора факты и предварительное толкование, в свете которого выбор был сделан как другими, так и им самим. Пока он работает, оба интерпретация и отбор и упорядочение фактов претерпевают тонкие и возможно, частично бессознательные изменения в результате ответного действия одного или другой.

No related posts.