Решебник по русскому языку 7 класс быкова: Решебник (ГДЗ) для учебника Русский язык 7 класс Е. И. Быкова, Л. В. Давидюк, О. Ф. Рачко, О. С. Снитко (2015 год)

Російська мова.

• Автор: К.І.Бикова, Л.В.Давидюк, О.Ф.Рачко, О.С.Снітко 
• Видавництво: «Освіта»
• Рік видання: 2015
• Сторінок: 272
• Формат файлу: pdf

Дорогие ребята!

Повзрослела вы, и вместе с вамп повзрослел ваш вервий спутник — учебник русского языка. Вы уже много знаете п много умеете, но ещё большему вам предстоит научиться.Повзрослела вы, и вместе с вамп повзрослел ваш вервий спутник — учебник русского языка. Вы уже много знаете п много умеете, но ещё большему вам предстоит научиться.
Впереди — новые знания о русском языке, о его месте среди других языков, о частях речи и их особенностях.

Работая с учебником, вы ещё не один раз убедитесь в том, насколько красив, многообразен и выразителен русский язык, как важно овладевать его богатствами. Ведь знание языка — это ключ к пониманию и взаимопониманию между людьми.

Вам нетрудно будет ориентироваться в учебнике, поскольку сопровождать вас по его страницам будут уже знакомые вам условные обозначения.

pick_rosiyska_mova_7_bykova.pdf HOT

 09.05.2018 14:42:00  14 MB  1 047

Скачать

• # російська мова
• # бикова
• # давидюк
• # снітко
• # рачко
• # Навчання російською мовою

Писатель Дмитрий Быков о путинской России, стране «самых свободных рабов» | The New Yorker Radio Hour

Стенограмма

[музыка]

Динамик 1: Студии WNYC, поддерживаемые слушателями.

Интервьюер: До недавнего времени Дмитрий Быков был широко известен на русской литературной сцене. Он писатель, поэт, биограф и критик. Он также является одним из самых откровенных и блестящих критиков российской жизни и политики. Он был частым гостем на «Эхе Москвы», либеральной радиостанции, которая была окончательно закрыта после вторжения в Украину. Как комментатор, он высказывал резкие суждения, действительно язвительные о характере и характере Владимира Путина и строящегося им все более авторитарного режима, что никогда не вызывало симпатии у власти.

В последние годы Быков время от времени преподает в Соединенных Штатах в Корнельском университете, но из-за его откровенного неприятия войны на Украине совсем не ясно, вернется ли он когда-нибудь домой.

Дмитрий Быков: Это можно только ощутить, это действительно странное чувство людей, которые живут после смерти. Они решили за них 23 февраля, мертвую смерть, что все пропало и теперь они совершенно свободны. Это как японская школа самураев. Представьте, что вы мертвы, а затем действуйте, вы живете после смерти. Все кончено, так что чувствуйте себя свободным и решительным. Они свободны и решительны. Это карнавал после смерти. Это очень весело и очень страшно. Люди, которые действительно решили умереть за свою страну, потому что у них нет выхода. Они действительно чувствуют твердую стену за собой.

Опрашивающий:

Дмитрий Быков: Да, выхода нет и бежать некуда. Большинству мужчин до 60 лет просто запрещено покидать страну. Кстати, там были такие длинные очереди, чтобы получить оружие, чтобы присоединиться к так называемой территориальной обороне. Вы никогда не могли себе представить столь активное население, особенно по сравнению с русским населением, которое предпочитает проводить время в ресторанах как ни в чем не бывало. Вся Украина мобилизована, и вся Украина – это некая плазма, готовая к превращению в нечто непредсказуемое и, может быть, невообразимое.

Интервьюер: Расскажите мне, как вы получили известие о том, что Россия при Путине вторглась в Украину. Это застало вас врасплох или это просто продолжение того, что началось в 2014 году?

Дмитрий Быков: Я очень усложняю задачу, потому что последние 20 лет ждал войны. Я предсказывал это в большинстве своих книг. Например, одна из моих книг так и называется

Опрашивающий: Трудно объяснить людям, которые там никогда не были, но в последние десятилетия были в вашей милии; писатели, журналисты, а затем и деловые люди, и вообще всякие люди жили, мягко говоря, двойной жизнью в Москве, то есть она была отчетливо постсоветской, существовали вещи, которых раньше не было. Если бы я зашел в книжный магазин в Москве, или в Петербурге, или где-нибудь еще, я мог бы найти книги Дмитрия Быкова и многих-многих других, которых никогда не было бы там в определенно позднесоветский период.

Были рестораны, была общественная жизнь и коммерческая жизнь, которая взорвалась, но в то же время существовал путинизм. Опишите нам, американцу, чем была эта обманчивая полуавторитарная, полудемократическая культура до войны на Украине?

Дмитрий Быков: У меня практически ничего не было. Диктатуры не было даже в России, ее, например, не чувствовалось. Мои книги не были запрещены до марта и их можно было купить, но что касается положения, то они всегда чувствовали давление. Например, меня забанили как преподавателя, как лектора. Я не мог, например, преподавать в официальном университете, только в частных школах. Я имел право иметь лицензию на чтение лекций, например, для взрослых, а не для детей, а только для моей частной Викторианской, Прямая речь. Меня не пустили в качестве официального учителя. Тогда у большинства российских оппозиционеров всегда проверяли финансовые документы и неэкстремистость.

Вы знаете, что экстремизм — типичный приговор российским оппозиционерам. Рестораны открыты, так что жизнь нормальная. Видите ли, один из моих друзей сказал, что они ходят в рестораны, потому что у них нет других дел, все, кроме ресторана, запрещено. Может быть, диктатура не была очевидна для иностранных гостей и для русских обывателей, которые тратят время в ресторанах. Нет журналистики, нет нормального бизнеса, есть бизнес, разрешенный государством, и так далее. Кстати, в одном из романов Василя Быкова Знак Драмы , Знак Травмы, он написал: «Моя единственная свобода — курить, потому что, когда я курю, может быть, это признак свободы воли».

Для всех, кто мог видеть это в вещах, было совершенно ясно, что диктатура не просто рядом, диктатура уже здесь, и мы это понимали. Ты чувствовал себя поэтом, писателем, слишком чувствительным, может быть, чтобы быть счастливым, ты чувствовал ужасающее давление, которое все время усиливалось. Иногда вы могли чувствовать себя исключительно пьяным. Можно было почувствовать, что это твоя родина и ты дома, но большую часть времени я чувствовал себя как дома в американском книжном магазине.

Интервьюер: Вы чувствовали себя как дома в американском книжном магазине, чувствовали ли вы себя так в начале 90-х и в первый период постсоветского периода? Сколько времени потребовалось, прежде чем стало очевидно, что любые проблески демократических возможностей в России иссякли?

Дмитрий Быков: Понимаете, в 90-е в возможности демократии могли поверить только наивные американцы. Я жил там и видел это. Демократии не было, была новая диктатура, так что Ельцин вовсе не был демократом. Он пытался быть демократом, но он был типичным партийным лидером, который всегда создает внешние ситуации, потому что он может действовать только в таких ситуациях, а не в мирном мире. Что до меня, то я был вполне уверен, даже в конце 80-х и писал об этом в своей молодой и неопытной журналистике, в конце 80-х писал много. Тогда разрушение Советского Союза было попыткой разрушить сложную систему.

Возможно, усложнение системы — их единственная мера свободы. Советский Союз не был таким простым и прямым, как его описывают, например, за границей или в романах русских диссидентов. В Советской России было много типов людей и много типов сообществ. 90-е годы были загниванием деградации, загниванием во всех сферах жизни, в культуре и науке, в общественных науках и так далее. Были некоторые перспективы для Советского Союза. Как, например, в сложной шахматной партии в шахматной партии, но все фигуры были выброшены с доски, и в этом причина.

Интервьюер: Все фигуры были сметены с доски.

Дмитрий Быков: Да, и поэтому Советский Союз не преобразился. Оно не трансформировалось. Конечно, его можно было преобразовать, но нет.

Интервьюер: Какое значение имеет тогда Путин? Был ли Путин логическим продолжением описанного вами Ельцина из 90-х?

Дмитрий Быков: Должен сказать, что действительно Путин, кажется, реально полон Ельцина, потому что ельцинский способ решения наших проблем заключался в том, чтобы стрелять, как в Чечне, например, и в 1993. Министр обороны СССР [неразборчиво 00:10:46] сказал, что мы можем взять Грозный за три часа. Россия, может быть, убивала там своих солдат 10 лет. Они были уверены, что возьмут Киев за три дня. Теперь мы понимаем, что Украина оказалась гигантским болотом для российских военных и, возможно, эта война на годы. Даже Лисичанск взять не могут.

Я думаю, что Путин — это просто последняя стадия упадка России, потому что он, может быть, самая простая, самая примитивная фигура в российской власти. Он намного меньше страны. Не только потому, что он вообще мал, а потому, что фигура его комична и, наконец, мала.

Опрашивающий: Почему вы так говорите? В течение многих лет большая часть иностранной прессы говорила о Путине как об искусном стратеге, гораздо более опытном в путях власти в макиавеллиевском смысле, чем кто-либо другой на мировой арене. Вы описываете его как труса.

Дмитрий Быков: Не кроха, а очень примитивная фигурка.

Опрашивающий: Что вы имеете в виду?

Дмитрий Быков: Понимаете, в России быть стратегом очень просто. Когда терпение людей безгранично и когда с ними можно делать практически все, включая, например, публичные казни, может быть, есть предел их власти, можно делать все. Возможно, эта стратегия верна. Эта стратегия не является ошибочной, поскольку спикер российского парламента Вячеслав Володин заявил, что спешки с добычей не будет. Может быть, он и прав, потому что в России Путин — единственная и последняя версия русских. После него не было бы законного губернатора России.

Он последний человек, который может как-то объединить страну. В России у них как раз очень четкий выбор: менять страну, менять себя или оставить Путина. Они предпочитают сохранить Путина.

[смех]

Они действительно готовы умереть, но не передумать.

Интервьюер: Вы, кажется, говорите, что невозможно представить себе Россию после Путина, Путин — смертная фигура. Вы можете представить Россию политически после Путина?

Дмитрий Быков: Что касается меня, то я могу представить прежде всего федеративную Россию. Россия продаст правительство с регионами, которые могут управлять собой без указаний центра, но в России большинство людей будет против вас. Они скажут: «Вы призываете разрушить систему, вы хотите разрушить систему». Большинство из них убежит от центра. Я уверен, что единственный способ сохранить Россию как всю Россию, как в России, как целостность, это дать все права правительству на местах, например, в городах, в республиках и так далее.

Сделать что-то вроде Соединенных Штатов России, но в России эта идея не популярна, потому что все верят только в централизацию, только в центральную власть и пирамиду власти в так называемой вертикали. Я уверен, что после Путина мы бы не сохранили вертикаль власти, но большинство людей уверены, что в патерналистском или материналистском государстве, как Россия, никто не может быть свободен, потому что, когда ты принимаешь решения, такие как голосование, например, вы несете за это ответственность. Большая часть населения России хочет возложить ответственность за все на Путина. Сказать вслед ему: «Мы не знали, мы не могли ему помешать». Эта система, это бегство от ответственности очень удобно для жизни.

Опрашивающий: Дмитрий, вы, похоже, придерживаетесь мнения, что американцы в основном никогда себе не позволяют, то есть считать что-то фиксированным и неизменным. Вы, кажется, считаете, что Россия навеки обречена на ту или иную форму тоталитаризма или авторитаризма, и верите, что свободной мы ее никогда не увидим.

Дмитрий Быков: Кстати, может быть, это не тоталитарная власть, а какая-то странная свобода. Я объясню. Один из моих учеников дал мне универсальный ответ. Я спросил их в одной из групп, преподающих постсоветскую Россию: «Как можно описать систему, где никто не верит в тоталитарные идеи, где над этим все шутят и смеются, но тем не менее послушны? страна рабов или страна свободных людей, которые действительно свободны в глубине души?» Один из моих учеников сказал: «В России рабство и свобода не исключают друг друга».

Совершенно верно. Может быть, мы страна самых свободных рабов, самых послушных, а может быть, иногда и самых тихих, но в глубине души они никогда не верят словам, которые видят. Значит, настоящий, истинный фашизм в России невозможен, потому что фашизм есть разновидность интеллектуальной дисциплины, а есть фашизм подражательный. Большая часть страны действительно служит Путину без какой-либо глубокой веры в его способности или идеи. Я совершенно уверен, что в России есть, может быть, 5% тех, кто действительно ненавидит украинцев за их идею свободы, и, может быть, 5% либералов и 90% просто ждут любого невиданного будущего, любого непредсказуемого будущего.

Опрашивающий: Дмитрий, у вас есть семья и друзья в Украине?

Дмитрий Быков: У меня семья только в Гайсине. Моя бывшая семья, например, мой старший сын живет в России. Странное дело, правда, но, например, ночью я приду в гости к большинству своих украинских друзей, они будут рады меня видеть. Чего не могу сказать о своих русских друзьях, они были бы недовольны. Не только потому, что, может быть, они путинисты, нет, может быть, иногда они все еще мои последователи, но в России люди не радуются, когда видят ночного гостя. Они боятся его. Вообще, может быть, я нашел в Украине около 100 или 200 близких друзей, действительно близких друзей, а в России, может быть, человек 10.

Опрашивающий: Правда? Всего 10 друзей в России?

Дмитрий Быков: Всего 10, да. Иногда я испытываю какую-то ностальгию, и мне хочется позвонить кому-нибудь, просто чтобы позвонить и поговорить, но большинство этих людей уже мертвы, я уже достаточно взрослый, и некоторые из них радикально изменились, и я не могу их узнать, и только 10 из них были бы рады меня услышать.

Интервьюер: Мы с вами переписывались по электронной почте, и я спросил вас, как вы думаете, вы видели Россию в последний раз?

Дмитрий Быков: В России национальный вид спорта — представлять, что видишь все в последний раз. Когда я уезжал из России полгода назад, я был совершенно уверен, что вернусь, и даже сейчас я совершенно уверен, что вернусь очень скоро. Я уверен, что Новый год мы встретим как обычно в Москве, которая сейчас запрещена. То же здание по адресу [неразборчиво 00:19:18] , мы будем встречать Новый год.

Опрашивающий: Вау, вау, вау, подождите, вы говорите, что к концу года вы не только вернетесь в Москву—

Дмитрий Быков: Да, к концу года, потому что в августе нас ждут радикальные перемены, а в октябре исчезновение путинского режима. Это не только мой прогноз, у меня есть очень профессиональный предсказатель в России, который со мной согласен.

Интервьюер: Кто это?

Дмитрий Быков: Просто девочка из моего класса. Я разговаривал со своими друзьями, большинство чутких друзей чувствуют приближение катастрофы.

Интервьюер: Какой будет катастрофа?

Дмитрий Быков: Не могу сказать, может быть, это будет типичная русская эволюция, бессмысленная, как сказал Пушкин, и жестокая. Идеи Путина не очень популярны среди его окружения. Я не могу представить, как это происходит. Я вижу только направление. Может быть, я даю 10% или 15% за мирное развитие этой ситуации, но каждый его шаг хуже, например, чем вчера.

Опрашивающий: Дмитрий Быков, большое спасибо за ваше время.

Дмитрий Быков: Большое спасибо. До свидания.

[музыка]

Интервьюер: Дмитрий Быков, писатель, поэт, биограф, журналист и телеведущий, а ныне человек без страны. В настоящее время он преподает в США в Институте европейских исследований при Корнельском университете.

Докладчик 2: Студия WNYC при поддержке Музея Гуггенхайма рада приветствовать Тейлора Джонсона в качестве первого поэта в резиденции.